Петр Капица - Ревущие сороковые

Китобои с «Джеффриса», видя такую лихость русского моряка, захлопали в ладоши и одобрительно засвистели:

— Вэри велл!..

— А чем же мы ваших молодцов поблагодарим? — спросил старпом у Хаугли.

— Мы желаем такой же вкусный приз, как для сейлор Тоша Охапкин, — смеясь, ответил норвежец.

Пока кок угощал джеффрисцев спиртом и пончиками своего изготовления, старший механик успел провернуть гребной вал. Винт работал нормально. Теперь можно было выбираться изо льдов своим ходом.

Раскрасневшийся от спиртного Хаугли подозвал к себе Трефолева и, нарисовав флен-шерным ножом на льду блювала, стал показывать, в какие места кита не следует попадать гарпуном.

— Hay… нау, чельд возми! — говорил он. — Будет много плюх-плюх… бегать. Не хочет ту-дай… финиш.

Затем Хаугли изобразил под левым грудным плавником кита сердце, сделал вид, что целится в него из пушки и, произнеся громкое «бех», поставил на ките большой крест.

Все засмеялись. Стало ясно без слов, куда лучше всего целиться.

Семячкин, поднявшийся к бочке, вдруг увидел множество любопытных пингвинов, с разных сторон спешивших по льду к случайной стоянке китобойных судов.

— Братва! К нам гости! — заорал он сверху.

Обитатели Антарктиды были в темных фраках и ослепительно белых манишках. Своей походкой они напоминали старых моряков, разучившихся ходить по земле. Шли они косолапя, ступая на всю лапу и покачиваясь. Издали создавалось впечатление, что они сильно подгуляли.

— Раз мы пингвиновцы, они в первую очередь к нам в гости пожаловали! — заметил Трефолев и крикнул птицам: — Давай, ребята, не стесняйся!

И пингвины, словно поняв его, заковыляли быстрей.

Впереди важно шагал вожак или разведчик. Приблизясь к Трефолеву, он растопырил крылышки, похожие на ласты, и застыл в изумлении. Потом осторожно тронул клювом протянутую руку, взглянул в глаза китобоя и, решив, что попавшееся навстречу существо безопасно, обернулся к товарищам и гортанно что-то прокричал.

После этого пингвины безбоязненно подошли к нам и, проявляя почти мальчишеское любопытство, принялись теребить наши брюки, ватники, регланы, как бы определяя прочность и добротность непонятного им оперения. При этом они переговаривались между собой, словно делясь впечатлениями, и, видимо, гордились тем, что им первым удалось открыть новую породу двуногих.

Отставшие жители Антарктиды заметили, что мы радушно принимаем гостей, и, забыв про напускную солидность, вдруг стали плюхаться брюшком на снег. Быстро гребя ластами, извиваясь всем телом, пингвины понеслись к нам с невероятной скоростью.

— Молодцы, вовремя подоспели! — похвалил их Трефолев. — Чем же прикажете вас угощать? Может, курящие есть?

Пингвины что-то прокрякали в ответ. Они были доверчивы и воспитанны. Когда кок с камбузником вынесли конфеты, печенье, сушеную воблу и банку клюквенного экстракта, они не кинулись расхватывать угощение, а, вежливо щипнув по крошке, отходили в сторонку, не выказав своего разочарования, хотя наша еда была им не по нутру. Только один гурман, отведав печенья, столько глотнул экстракта, что, поперхнувшись, расчихался и запачкал красными брызгами свою белую манишку.

Неаккуратный пингвин тут же был осужден строгими товарищами. Окружив его, они принялись выговаривать юнцу за неумение вести себя в гостях.

Чтобы унять поднявшийся галдеж, Трефолев заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Птицы, не разобрав, от кого исходит неприятный звук, принялись щипать перепачкавшегося пингвина, полагая, что это он так расхулиганился. А когда Трефолев повторил свист, пингвины растерялись и принялись обвинять друг дружку в озорстве, да так рьяно, что устроили потасовку. Трефолеву с трудом удалось их разнять.

Пингвины разбрелись по судам. Они были смелыми ребятами: карабкались на палубы китобойцев, заглядывали в камбузы, заходили в каюты и даже в машинное отделение.

Приятных гостей моряки старались хорошо принять и угостить самым вкусным из того, что у них есть. А пингвинам нравились лишь китовая печенка да сырое рубленое мясо.

Поднимать куски, брошенные на палубу, они не умели: мешало солидное брюшко. Приходилось кормить гостей с рук или кидать угощение в воду. В черную полынью пингвины ныряли охотно. Под водой они проносились словно торпеды, на поверхности появлялись неожиданно, выскакивая на лед «солдатиком», и отряхивались.

Жители Антарктиды нам очень понравились. Мы возились с ними до тех пор, пока вожак не подал команду возвращаться на материк.

Пингвины построились в колонну и, смешно ковыляя, перепрыгивая через трещины во льду, скрылись в наступавших сумерках.

Продолжать охоту на китов уже было поздно. Мы с Хаугли решили заночевать в разводье.

Следующий день тоже был удачным: с утра мы набрели на финвалов, спокойно кормившихся в соседнем разводье.

Трефолев уже записал на свой счет добычу, пришла моя очередь стать к гарпунной пушке. Стрельба по ящику не вызывала особых волнений, а тут вдруг сразу забилось сердце, трудно стало дышать и в горле пересохло.

Сдерживая охотничье волнение, я стал подводить судно к китам. Финвалы уже были близко. Фонтаны взлетали вверх раньше, чем животные всплывали, лишь затем показывались их темные головы и широкие спины с желтовато-бурым отливом.

Проверив по секундомеру, сколько времени киты держаться на поверхности и под водой, я поднял левую руку и, сигналя на мостик, стал маневрировать. Рулевой и Черноскул хорошо понимали меня: они шли с нужной мне скоростью и быстро меняли направление.

На палубе все притихли в ожидании выстрела.

— Уже на убойной дистанции, — возбужденно шепнул Трефолев, пристроившийся ко мне помощником. — Можно брать на прицел.

Но я не спешил. Выждав, когда киты за-нырнут, крикнул Семячкину:

— Марсовый! Докладывайте направление… следите за всплытием.

— Есть, — ответил Семячкин. — Взяли направление вправо… вижу их тени. Идут медленно… взяли еще правей… по часовой стрелке. Стоп ход! Всплывают…

Я тоже заметил в прозрачной воде тень всплывшего кита, а спустя секунду увидел через прицельную планку метрах в пятидесяти вспученную воду, устремившуюся вверх острой струей.

Судно двигалось по инерции. Хотелось немедля нажать на спусковой крючок пушки, но я удерживад себя: «Не торопись, для вдоха кит обязательно должен высунуть голову из воды».

— Фу-ух! — послышался вздох. Показалась голова с широко раздутым дыхалом. «И теперь рано».

Втянув в себя воздух, финвал выгнул спину и, как бы перекатываясь, точно огромное маховое колесо, пошел на погружение… Появился спинной плавник… «Сейчас исчезнет… нажать крючок, затаив дыхание!» — приказал я себе.