Петр Капица - Ревущие сороковые

— Боюсь, что вы ее не дождетесь. Упрямые рискуют остаться ни с чем. Советую подумать.

Взбешенный Сэрби покинул судно, а когда через день был объявлен конец охоты на полосатых китов, он еще раз посулил небывалые для Антарктики блага. Получив решительный отказ, рассерженный хозяин прислал на китобоец Эба Балфора.

Хаугли пришлось уступить угрюмому боксеру капитанскую каюту, а самому переселиться в гарпунерскую.

В пути Балфор запил и вовлек в загул боцмана и механика. Хаугли ничего не мог сделать с пьяницами.

В последнюю, самую тяжелую ночь матрос, обслуживающий Эба Валфора, донес, что боксер подговаривает собутыльников расправиться с норвежцем за то, что тот якобы хочет прикарманить все деньги, полученные за амбру.

Хаугли знал, на что способны эти пьяницы, поэтому, как только, увидел огни нагонявшей советской флотилии, отстал и, изменив курс, пошел рядом с русскими судами. Он надеялся, что это облагоразумит пьяниц.

Отстояв свою вахту, норвежец послал матроса разбудить вахтенного помощника. Но тот оказался столь пьяным, что не мог подняться с постели. Вместо штурмана на мостике появился боцман. Он тоже был нетрезв, но довольно твердо держался на ногах. Хаугли так промок под грозовым ливнем, что решил на время оставить боцмана у машинного телеграфа и отправился переодеваться в сухое.

Едва Хаугли спустился с трапа, как в темноте кто-то преградил ему путь и так ударил в лицо, что в глазах заметались искры. Хаугли не удержался на ногах…

Норвежец очнулся уже в воде. Барахтаясь, он сумел сорвать с себя штормовой плащ, куртку и сбросить сапоги. Видя, что'китобойцы проходят мимо него, Хаугли принялся кричать. Но разве в такой шторм кто-нибудь мог услышать его?

Все же он еще не терял надежды и поплыл навстречу советским китобойцам. Он рассчитывал на чудо — и чудо свершилось: его заметили и сделали все, чтобы спасти. Теперь он может не опасаться за свою жизнь, он среди хороших людей.

Мы запротоколировали все, что рассказал норвежец. Скрепили документ свидетельскими подписями и сообщили обо всем на флагман.

Главный врач флотилии по радио проконсультировал нас, какую медицинскую помощь надо оказать спасенному, чтобы он не заболел воспалением легких.

Опасения врача оказались напрасными. Проспав четырнадцать часов, Хаугли как ни в чем не бывало поднялся с постели. Лихорадка лишь слегка обметала его губы. Он даже хотел подменить нашего кочегара, но мы ему не позволили.

Шторм не унимался. Матросам запретили появляться на заливаемой верхней палубе. С мостика в каюты остался один путь: приходилось спускаться в ходовую рубку и из нее пробираться в коридор, в котором стоял такой грохот, точно беспрерывно бухала гарпунная пушка.

За двое суток на «Косатке» были разбиты толстые стекла рубки, снесен клотиковый фонарь, пострадали кильблоки спасательной шлюпки.

Высокие, возникавшие у горизонта волны непрерывной чередой продолжали накатываться на судно. Приближаясь, они вспухали, выгибали пенистый гребень и с ревом обрушивались на китобоец. Иногда вода не успевала схлынуть, и новая волна прокатывалась по старой. Китобоец оседал, кряхтел, но продолжал двигаться. Из машинного отделения доносился надрывный и хриплый гул.

В моменты падений и взлетов мне мерещилось, что в океане существует две линии гори-, зонта: одна появляется высоко над головой, другая — далеко внизу.

Были моменты, когда думалось, что мы никогда не доберемся до суши, погибнем под вой ветра в этой взбесившейся хляби.

На четвертый день марсовый матрос уловил проблеск маяка мыса Доброй Надежды. Значит, скоро попадем в теплые воды Атлантического океана. И вот только тут я понял, как могли возникнуть два названия этого далеко выдвинутого в океан мыса. Первым его окрестил «мысом Бурь» португальский мореход Бартоломеу Диаш, но позже его соотечественник знаменитый Васко да Гама почему-то дал другое название—«мыс Доброй Надежды». Видно, один из них, пройдя мимо мыса, попал в жесточайшую штормовую трепку, а другой, вырвавшись потрепанным из «ревущих сороковых» и разглядев в подзорную трубу пологие склоны, обрадовался: у морячины появилась надежда на спасение и отдых.

Для нас он тоже был мысом Доброй Надежды. Увидев его огонек, мы облегченно вздохнули.

Флотилию «Эребус» полиция задержала на внешнем рейде Кейптаунского порта, запретив судам подходить к причалам и высаживать кого-либо на берег.

Джона Сэрби действия полиции обеспокоили. Прежде его так не встречали. Что могли узнать власти Южно-Африканского Союза?

Щедро угостив старшего полицейского, он вызвал его на откровенность. Оказывается, весть о преступлении на «Джеффрисе» поступила по радио с флотилии «Салют». Надо было действовать без промедления.

Джон Сэрби вместе с лоцманом и таможенными чиновниками встретил русских в море. Поднявшись по штормтрапу на борт «Салюта», босс флотилии «Эребус» первым делом кинулся радостно трясти руку Дроздову, уверяя, что давно мечтал познакомиться с известным русским мореходом.

Хозяин китобойной флотилии, со старомодным пенсне на носу, не походил на гангстера, а скорей на преподавателя провинциального колледжа. Горячо поблагодарив за спасение своего гарпунера, он вытащил чековую книжку и спросил, в какую сумму русские оценивают расходы по спасению.

Разговор велся на английском языке.

— Мы этого не подсчитывали, — ответил Дроздов. — Рады, что спасли человека и не позволили совершиться преступлению.

— Какому преступлению? Ха-ха! Это выдумка фантазера Хаугли. Он всегда немного заговаривался. Да, да! Не зря же его величают «Сигге Эйт». Мои мальчики на «Джеффрисе» перепились. У них радостное событие: найдена амбра. Они все были в таком состоянии, что не заметили, как потеряли в шторм своего собутыльника.

— Но Сигге Хаугли, когда его выловили, был трезв.

— В такой холодной воде быстро отрезвеешь. Не могли бы вы предоставить мне удовольствие переговорить с ним лично?

— К сожалению… спасенный еще находится на китобойце. Но на «Салюте» есть его соотечественники… вице-председатель Норвежского союза гарпунеров.

— О-о! Вице-председатель меня больше устроит, чем сам пострадавший, — сказал Джон Сэрби.

Раур Сенерсен, зная, какое богатство ждет его соотечественника, охотно взялся вести переговоры. Попросив подождать несколько минут, он прошел в радиорубку, связался с Сигге Хаугли, выяснил, нет ли у того возражений против его посредничества, и, поняв, чего следует добиваться, вернулся с видом важного посланника.

Первым делом Сенерсен поинтересовался: цела ли амбра? А узнав, что она в полной сохранности, принялся выторговывать самую крупную сумму. Ведь от этого зависел и его неожиданный заработок.