Ашот Арзуманян - Арагац (Очерки и рассказы)

Я лично думаю, что сто лет, прошедшие со времен Лапласа, укрепили шаг за шагом истинность и достоверность этого положения.

Сестра решила осторожно посоветоваться с матерью, приехавшей в Ленинград 20 ноября с младшим сыном Левончиком:

— Мама! Я часто беседую с Виктором, наблюдаю за его занятиями и вижу, что он очень много работает. Откровенно говоря, меня это не беспокоит. Он увлечен наукой, это научный энтузиазм, о котором — помнишь! — не раз говорил папа. Меня беспокоит другое. Ведь у него учеба занимает едва ли треть его времени и внимания. Остальное он отдает целиком и полностью науке: берется за очень сложные дела, знакомится с различными учеными Ленинграда. По-моему, учеба и научные занятия должны бы занимать у Виктора время, по крайней мере, поровну.

— Я не очень сведуща в ваших делах, Гоарик, — отвечала мать, — но я давно опасаюсь, что Виктор нещадно расходует свои силы и преждевременно переутомляет себя научными занятиями. Надо осторожно поговорить с ним тебе самой. Или пусть товарищи поговорят. А скоро приедет отец. Впрочем, — спохватывалась Рипсиме Сааковна, — отец едва ли нам поможет. Как бы не получилось наоборот!

А Виктор, подобно тяжелоатлету, свободно владеющему штангой, находил удовольствие в трудных учебных и научных занятиях. Не ожидая, пока придет ходатайство о допуске в Пулковскую обсерваторию, он работал в другой, случайно обнаруженной им астрофизической обсерватории.

На правах несовершеннолетнего он продолжал посещать Кружок молодых мироведов. И однажды в беседе с товарищами по кружку со вздохом сожаления высказал мысль, что хорошо бы поскорее получить доступ в обсерваторию.

— Зачем же ждать! — воскликнул однокашник, давно разгадавший уже, что их друг из Армении серьезно интересуется астрономией. — Разве ты не знаешь, что в том самом здании, где помещается наш благодетель — Российское общество любителей мироведения, есть такое учреждение, как Институт имени Лесгафта. Это не учебный, а чисто научный институт. В нем несколько отделений: анатомическое, ботаническое, зоологическое, микробиологическое, физиологическое, химическое, экспериментальной патологии, физического образования… Имеется еще и астрофизическое отделение с астрофизической обсерваторией, которой ведает известный тебе Гавриил Адрианович Тихов. Понятно?

Вскоре Виктор встретился с Тиховым. Он, конечно, знал, что это крупный ученый, который еще в 1909–1910 годах применил светофильтры к изучению Марса и открыл избирательное, или, как говорят, селективное, межзвездное поглощение света. Знал и то, что Тихов основатель новой науки — астроботаники, что им разработана шкала для оценки интенсивности и цвета околосолнечного ореола. Ко всему этому ученый оказался общительным человеком. Он подробно расспросил Виктора о его работе в Тифлисской обсерватории у Судакова.

— Этот опыт вам здесь пригодится, — заметил профессор. — А теперь — немедленно за работу. Вот статья моя «Метод призматического спутника в фотографической фотометрии звезд». Затем вы должны будете определить постоянную призматического спутника по фотографии Плеяд, полученной при помощи бредихинского астрографа в Пулкове. Запишите, пожалуйста: «Пластинка № 2278».

Когда Виктор прочел статью, ему дали пластинку, лупу с подставкой для пластинки, карту и каталог Плеяд. Юноша работал два часа. Они надолго запомнились. Еще бы: он выполнял важную работу в стенах ленинградского научного учреждения. Ощущение, что это сближает с большой наукой, было необычайно бодрящим.

Тихов подошел и сказал:

— Все идет хорошо! Полученные данные вы можете взять домой для дальнейшей обработки, а через неделю представите нам. Согласны?

«…Сегодня был в институте имени Лесгафта, — с радостью сообщал родителям юный астроном. — Работал по определению яркостей звезд Плеяды. В настоящее время в Институте ведется большая работа по точному фотометрированию различными способами 300 звезд Плеяды. Одним из способов определяю яркости и я. Таким образом мне надо сделать 300 измерений. Я уже сделал 70 измерений. В лаборатории даже удивляются, как я сразу перешел на такую большую работу. Вычисление затмений подвигается медленно. Пока вычислил всего 10 затмений».

Прошел месяц. Начались морозы. По утрам бывало пятнадцать градусов. Молодой южанин терпеливо привыкал к суровому климату, который, казалось, щадил юношу. Дни были безветренные, морозы переносились легко.

В один из таких ноябрьских дней свершилось долгожданное: Виктор побывал в Пулковской обсерватории. Еще на Варшавском вокзале, откуда он должен был ехать на пригородном поезде до станции Александровская, он испытывал сильное волнение от предстоящей встречи с астрономами.

С самого момента своего основания Пулковская обсерватория вышла вперед среди других и заслуженно считалась астрономической столицей мира. Лишь в конце прошлого века в Америке стали возникать обсерватории с новейшим оборудованием, главным образом для астрофизических исследований. Гарвардская обсерватория славилась наблюдениями в области астрофотометрии и астрографии; обсерватория на горе Вильсон — изучением Солнца и туманностей; Ликская — планет и так далее. В первом десятилетии нашего века директор Пулковской обсерватории Баклунд решил открыть отделения на юге — в Симеизе и Николаеве, где были отличные природные условия. В Англии заказали новейшее оборудование, но оно начало поступать лишь после гражданской войны и восстановления дипломатических отношений.

«Итак, сегодня я увижу эту обсерваторию!» — думал Виктор, бодро шагая по заснеженной дороге.

Профессор Сергей Константинович Костинский принял юного астронома очень любезно и, так как было уже позднее время, уговорил остаться ночевать:

— Никуда не пустим на ночь глядя. А с утра осмотрим обсерваторию.

Вечер прошел за разговорами, потом вместе с другими Виктор слушал доклад директора обсерватории Иванова, вернувшегося из заграничной командировки. Очень хотелось узнать о последних достижениях зарубежных астрономов.

Профессор Иванов сказал, что ему пришлось знакомиться с несколькими научными объединениями. Там произошел раскол, и единого мирового центра не существует. Французские астрономы в силу неприязни к «бошам», сохранившейся со времени первой мировой войны, отказались сотрудничать в Международном астрономическом органе, издаваемом в Германии, в Киле. Вместе с бельгийцами они создали свой астрономический союз и журнал. Их примеру последовали англичане, а затем американцы. И все же наиболее солидным остается кильский журнал. Недавно вышел 5600-й номер. В нем участвуют астрономы Германии, Советского Союза, Швеции, Норвегии, Дании и других стран. Виднейшие астрономы двух веков — девятнадцатого и двадцатого — публиковали на страницах этого журнала свои труды. Начиная с Гаусса, в нем постоянно печатались Бессель, Целльнер, Фогель, Шейнер, Зелигер, Шварцшильд и другие иностранные ученые, а из русских астрономов братья Струве, Баклунд, Бредихин, Белопольский и многие другие.