Михаил Бубеннов - Орлиная степь

Через несколько секунд Виталий Белорецкий, еще более чужой, чем прежде, отшвырнул ногами гадюку. Он держал руку Светланы с кровинкой на тыльной стороне ладони и чужим голосом упрашивал ее немедленно встать, идти в аул, который, вероятно, очень близко. Резкая боль змеиного укуса стихла, и Светлана, слушая Белорец-кого, уже спокойно и молча всматривалась в клочковатое пасмурное небо. Когда же Белорецкий начал трясти ее за плечи, думая, что она в забытьи, она спросила, едва пошевелив бледными губами:

— Любишь?

Он опять схватил ее руку, на которой теперь расплылось небольшое кровавое пятно, и прижал ее к своей груди.

— Да, я люблю, люблю!

— Высоси…

— Я не могу! Не могу! — закричал Белорецкий, и стало ясно, что он все время боялся этой просьбы.

По бескровным губам Светланы едва скользнула слабая улыбка, и Белорецкий догадался, что она вспомнила о Багряиове. Конечно, она подумала: уж Багрянов-то не испугался бы змеиного яда! В бессилии Белорецкий закричал и заскулил, как щенок, которому прищемили хвост:

— Ты лежи здесь, лежи! Я сбегаю в аул! Я достану машину или лошадь! Я увезу тебя! Я спасу тебя…

Светлана не слышала Белорецкого. Совсем ус-докоясь, она продолжала вглядываться в небо, чтобы навсегда запомнить, каким оно было в этот день.

После смерти Куприяна Захаровича Леонид, в сущности, уже был тяжело болен, и ему стоило немалых усилий переносить свою болезнь на ногах. По всем законам, которыми жив на земле человек, он должен был свалиться, узнав о гибели своего лучшего товарища и друга. Но в те несказанно тяжелые минуты где-то в тайниках его существа могуче сработала некая запасная пружина, о существовании которой он не подозревал, и он удержался на ногах. Жизнь тут же ударила Леонида еще раз, да к тому же в самое сердце. Он будто врос по колено в землю, что-то с невыразимой болью надорвалось в его душе, но он и теперь устоял! Это было уже чудо из чудес! Откуда взялась в нем эта волшебная пружина? У каждого ли человека она есть? Он устоял, но в душе его было темным-темно, как прошлой ночью в степи, и в ней так же горело.

Около полудня, когда следствие шло полным ходом, Леонид, возвращаясь на стан, задержался в дальнем конце пруда. Опираясь на комель березы, он надолго засмотрелся в темную зеркальную гладь пруда. Где сейчас Светлана? Возвратясь из Залесихи с Краснюком и милиционерами и узнав о ее бегстве, Леонид хотел было, оставив все дела, немедленно броситься в погоню. Ио когда взялся за мотоцикл (на нем только и можно было ее догнать), сразу же понял, что его попытка будет совершенно бесполезной: Светлана ни за что не вернется, вновь увидев его на мотоцикле Хмелько. Где же она сейчас, глупенькая, несчастная девочка? На станции Кулунда или же в поезде? «Вот она!»—вдруг чуть не крикнул он, увидев ее отражение вместо своего в темной глуби пруда. Улыбаясь, поправляя свои вьющиеся волосы, Светлана медленно отходила вдаль. «Стой!» — крикнул ей Леонид и соскочил с небольшого обрывчика к воде. Но видение уже исчезло. Опомнясь, Леонид вздохнул и присел на обрывчик под березой.

Его отыскал здесь Петрован. Сообщил;

— Суслик тебя ищет.

— Какой суслик? Ах да… Где он?

— Сюда идет.

Илья Ильич Краснюк все эти дни нет-нет да и вздрагивал, вспоминая о своем первом посещении бригады Багрянова. Не случись убийства Зарницына, не скоро бы ступила здесь нога Крас-шока. Но сегодня никак нельзя было избежать поездки в Заячий колок. Впрочем, он поехал сюда не только по долгу службы.

У Ильи Ильича, хотя он и грозился жене доказать свою способность работать в деревне, было единственное заветное желание — как можно скорее покинуть степь. В последнее время оно, это желание, с особой силой тревожило его. Но возвратиться домой он мечтал не иначе, как с партбилетом в кармане. Пусть с выговором, пусть со строгим выговором, но только с партбилетом! Однако перспективы возвращения в город были пока что весьма призрачны. «Выручить» его мог лишь большой провал на целине. Но откуда ему случиться, если триста молодых новоселов как одержимые во сне и наяву грезили огромными массивами вспаханной земли? Они работали день и ночь, презирая все трудности. И ни в одной из новосельских бригад как назло не происходило никаких серьезных происшествий, вина за которые хотя бы косвенно могла упасть на директора станции. И вдруг эта трагедия в Заячьем колке. «Теперь снимут, — с неприятным и неопределенным чувством решил Краснюк. — Раз я директор — за все отвечаю. У нас так заведено. Но как снимут?» Предстоящее освобождение не столько радовало, сколько пугало Краснюка: он боялся, что дело может разыграться так бурно, что ему не отделаться одним выговором, а придется выложить партийный билет. Поэтому он рассчитывал, воспользовавшись поездкой в Заячий колок, заранее принять необходимые меры защиты, чтобы до. известной степени ослабить предстоящий удар по своей персоне.

Подождав, пока скроется Петрован, Краснюк опустился на край обрывчика, рядом с Багряно-вым. Леонид, так и не обернувшись на него, высматривал что-то в темной глубине пруда.

— Это тоже ваша затея? — негромко, но с оттенком раздражения спросил Краснюк, обиженный неучтивостью молодого бригадира.

— О чем это вы? — не поворачивая головы, спросил Леонид, стараясь говорить ровным голосом, хотя уже догадался, что новая схватка с директором неизбежна.

— О вашей затее с оружием.

— Вы всегда почему-то плохо думаете о бригаде, — грустно заметил Леонид. — Просто удивительно!

— Хотите сказать, что это затея всей бригады?

— Это не затея, а совершенно необходимая мера предосторожности, — возразил Леонид. — Что в ней страшного? Чем она напугала вас?

— Да что вам здесь — фронт?

— Не фронт, но и не канцелярская тишь.

— Это паника!

— Зря вы… У нас нет никакой паники.

— Паника началась в вашей бригаде сразу же, как только стало известно о гибели Зарницына. — Губы и ноздри Краснюка передергивались сильнее обычного, что было признаком крайнего раздражения. — А вы, вместо того чтобы пресечь панику, взялись за оружие. Кто вам разрешил сделать это? Типичное самоуправство! А вы подумали, что получится? Разве не ясно, что своей мальчишеской выходкой вы только поддержали и разожгли панические настроения в бригаде? И вот вам результат — еще двое сбежали.

У Леонида до ломоты в скулах стиснулись зубы. Ответил он после длительной паузы, лишь когда почувствовал, что полностью справился с собой:

— Тут не в панике дело.

— В чем же?

— Тут особое дело.

— Вам нечего сказать, Багрянов! — торжествующе произнес Краснюк. — А дело проще простого: своей глупой выдумкой вы поддержали панические настроения — и вот вам результат: начался развал бригады.