Ахмедхан Абу-Бакар - Снежные люди

— Да ты что? Забыла, кто с тобой разговаривает?

— Уезжай один... Погоди, я припомню тебе, как рвать мои воспоминания, — говорила бабушка Айбала, собирая рассыпавшиеся монеты.

— Ой, смотри: лопнет мое терпение! Нет, больше ты его не увидишь. Собирайся.

Хужа-Али стал сам запихивать вещи в сундук, в чемоданы. Вскоре стала помогать и бабушка Айбала; связали узлы... А там и рассвело, во дворе замычала корова.

Угрюмо оглядел свое добро Хужа-Али.

— Неужели вот это — все?!

— Что все?!

— Не знал, что мы так бедно жили! А ведь жизнь ушла...

— Только теперь заметил? — горько усмехнулась бабушка Айбала.

— И даже никакой мебели... Ну, что ж, пошли в сельсовет. Попросим хоть вьючную лошадь.

— Ты же не хотел обращаться к зятю.

— Не один мой зять — Советская власть. Там и еще найдутся достойные люди. Пошли!

— А я-то зачем пойду?

— Ты женщина. Немножко поплачь — и уступят. Мужчин теперь не ставят ни во что, а стоит женщине пустить слезу, так все сделают для нее... Хоть поздно, да я понял: нынче пришла женская власть. Пошли.

Они вышли, у ворот Хужа-Али замешкался: в сельсовет надо идти мимо сакли Али-Хужи...

— Пойдем отсюда, — сказал Хужа-Али и пошел в обратную сторону.

— Но сельсовет не там!

— Не твое дело, иди за мной, я лучше знаю, где сельсовет.

— Идет на запад, а ищет восход; вот всегда так с ним! — проворчала бабушка Айбала, но все же пошла за мужем.

Только спустились они на сельскую площадь, где раньше шубурумцы молотили досками зерно (забив сначала в доски кремни), а нынче играют свадьбы, как навстречу попался сам Али-Хужа: шел с киркой и мешком картофеля, что выкопал из-под снега неподалеку от родника. Хужа-Али отпрянул, будто встретил снежного барса.

— Уже встали? — удивился Али-Хужа.

— Что за вопрос! — сердито ответил Хужа-Али. — А иначе как бы мы оказались тут...

— Это правда. Но чего ты такой злой? Что стряслось с твоим мужем? — спросил Али-Хужа у старухи.

— Бежать собрался из аула.

— Не может быть?! — удивился Али-Хужа. — Поистине все перевернулось в этом мире... Да, да, чему ж теперь удивляться: я своими глазами видел, как без наседки выводят цыплят... Вот и ты, Хужа-Али, увидишь теперь.

— Уж ты не думаешь ли, что я ради твоих цыплят покидаю аул?

— А ради чего же?

— Из-за тебя, собачий сын!

— Ну, это уже серьезный разговор. Придется снять мешок... — И Али-Хужа положил мешок на камень у дороги. — А скажи, Хужа-Али, кирку тебе дать или на всякий случай оставить себе?

— Не смейся! Прочь с дороги! — отстранил его Хужа-Али и пошел дальше.

— Ты, Айбала, верно, напоила его ослиным молоком! — заметил Али-Хужа.

— Напомнила ему опушку леса, — шепнула, проходя, бабушка Айбала.

— Ха-ха-ха! Насыпала, значит, угольков за шиворот! — расхохотался Али-Хужа. — То-то у него трясется борода...

Этот смех был для Хужа-Али что острый нож; чуть не бегом подлетел он к своей старухе, схватил за руку и повлек за собой: так ведут козу на привязи. И тащил ее за руку до самого сельсовета. А тут остался на крыльце и приказал бабушке Айбале идти и выклянчить пару вьючных лошадей.

А в сельсовете шел горячий спор между Мухтаром и Айшат. Поодаль на скамейке сидел и слушал разговор Касум, не решаясь вмешаться: почему-то чувствовал себя не в своей тарелке.

Айшат волновалась: она навещала сбежавших больных, их состояние ухудшилось, но все трое решительно отказались вернуться в больницу. «Нельзя оставить семью в беде!» — отвечали они на все уговоры и даже угрозы врача. И теперь Айшат требовала, чтобы сельсовет применил власть, заставил вернуться больных. Но Мухтар только разводил руками и отвечал:

— Ну что я могу сделать, ну что?! Скажи мне, чем я могу их напугать, чтоб они вернулись? Ничем! Люди в панике. Они боятся каптара, а не Мухтара. Меня не слушаются... Да и вообще сельсовету хватает и других дел.

— Ты должен их вернуть, — твердила Айшат. — Им нечем топить сакли, а в холодном помещении больные могут умереть.

— Раз они захотели умереть, что же я могу сделать? Их теперь и палкой не выгонишь из сакли.

— Ты же «сельсовет»! Уговори...

— Только и делаю, что уговариваю. Хватит! Сама добивайся, я ничего не могу сделать...

— Тогда обеспечь хотя бы этих троих топливом.

— Откуда? Дрова в ущелье — никто не хочет привезти. Вот сама возьмись да привези.

— Все сама да сама... В мои обязанности это не входит.

— А в мои обязанности входит борьба со снежным человеком, а?

— Да, входит, раз он объявился! — Айшат взглянула на Касума, отчего-то смутилась и вышла, хлопнув дверью.

— А, шайтан! — воскликнул в сердцах Мухтар. — Когда ж наконец покончим с этой катавасией? Не хватает еще и ее заботы взвалить на мои плечи.

— А она дерзкая! — сказал Касум, подсаживаясь ближе. — Кто она?

— Наш сельский врач, — ответил Мухтар, глядя куда-то вдаль через окно.

— Врач?

— А чему ты удивляешься?

— И с дипломом?

— Конечно.

— И училась в городе? — еще больше удивился Касум.

— А где же еще? Не думаешь ли, что здесь, в поднебесье, есть медицинский институт?

— Не думаю, нет... А красивая она, хотя и...

— Что «хотя и»?

— Со странностями... — сказал Касум; он не знал, что говорит с отцом Айшат.

— Какими странностями?

— Гм... Да вчера она просто выгнала меня из сакли; мол, не хочу, чтоб меня застали одну с незнакомцем.

— А разве она не права?

— Не знаю... Но гнать гостя!.. А скажите, председатель, она замужем?

— Кто?

— Да вот та, что ушла. Сельский врач.

— Скажи, пожалуйста, чего ты так заинтересовался Айшат? — спросил наконец Мухтар.

Касум не успел ответить: в комнату вошла бабушка Айбала.

Старушка по-родственному подсела к Мухтару, справилась о здоровье, о самочувствии, извинилась, что тревожит пустяками запятых людей, и попросила дать вьючную лошадь (о двух лошадях она и сказать не решилась).

— Зачем?! — удивился Мухтар, а когда узнал, что Хужа-Али решил сбежать из аула, пришел в ярость. Не помогли ни уговоры, ни просьбы, ни мольбы, ни слезы. — Эй, теща! — гневно сказал председатель сельсовета. — Скажи моему тестю, что отара всегда ходит за козлом: если он хочет переселяться, весь аул пойдет за ним, да только не сейчас, а летом. Тогда и я поздравлю его с правильным решением... Вот и все! Кончен разговор.

Чтоб не мешать разговору, Касум вышел из сельсовета и пошел бродить по аулу. Возле сельской больницы он снова встретил озабоченную Айшат и, конечно, поспешил выразить ей сочувствие:

— Ай-яй-яй, какой строгий у вас «сельсовет», а?!

— А, что ты в этом понимаешь! — возразила Айшат.

— Я, кажется, тебя не обидел, девушка? Что ты говоришь со мной, как всадник с пешим?.. Прости, если ночью напугал тебя...

— Я не пугливая, — Айшат отвернулась, почувствовав, что краснеет; невольно у нее вырвалось: — Что делать?!