Всеволод Кочетов - Секретарь обкома

— Ты не плохо выступил, — сказал он. — Но мне думается, немножко переложил в вопросах партийной работы. Партийная работа не самоцель. Учитываешь? Партийная работа — средство. О нашей с тобой партийной работе, знаешь, по каким пунктам будут судить? Дал мясо, дал хлеб, дал молоко — вот тебе и партийная работа. Раньше в народе, помнишь, говорили о модниках и пижонах: на брюхе шелк, а в брюхе щелк. Некоторые теоретики могут в таком положении оказаться: весь цитатами обклеен, а брюхо пустое. Из цитат штанов не сошьешь и борща не сваришь.

— А я что — борец за цитаты, что ли? — ответил Василий Антонович. — Я за такую работу, которая одновременно была бы и организационной и воспитательной, при которой и продуктивность хозяйства росла бы, и люди бы росли идейно. Одну только такую, всеохватывающую работу знаю: партийная!

— Недостает ее у тебя в области? — Артамонов барабанил пальцами по столу, смотрел на Василия Антоновича искоса, исподлобья.

— Не в том дело. Просто ее ещё лучше можно повести. Вот колхоз, например. Есть такие коллхозы, где по пятьдесят, по семьдесят коммунистов… Но колхоз колхозом. А ещё есть на той же территории коммунисты какого-нибудь сортоиспытательного участка, опытной станции. Делают, в общем, они одно дело: подымают производство, подымают культуру села. А почему им не объединиться? Почему не собраться вместе? — их будет сотня и больше. Почему вместо мелких, разрозненных парторганизаций не образовать целый партийный комитет, который бы все охватывал, все объединял, все координировал?

— Вот мне и кажется, что тут ты перехватываешь лишку. Гигантомания. Бюрократизм. При мелких парторганизациях гибкости больше, больше местной инициативы. А в общем, можно и так и так. Главное, говорю: дал мясо, дал хлеб, дал молоко — вот критерий нашей с тобой партийной работы. Слушай, — сказал Артамонов, делая такой жест рукой, будто бы отстранял этот разговор, как окончательно исчерпанный. — Давай поохотимся на днях вместе, а? Можно на лосей, можно волчишек обложить. А то и на самого батюшку Топтыгина пойти.

— Канительное дело, — ответил Василий Антонович. — Проходишь за этими батюшками неделю, времени сколько ухлопаешь…

— Ну уж ты зря! Отдыхать все равно надо. Охота — отдых замечательный. Все твои заботы и волнения — долой. Все мысли сосредоточиваются на мушке ружья. А воздух!.. Дышишь чистым кислородом. Вся кровь обновляется. Как через фильтр проходит. А что до канители, так это зависит от того, как организовать дело. У меня лесные сторожки есть… Лесники… егеря…

Артамонов с таким смаком принялся рассказывать об охоте, об охотничьих хозяйствах области, что Василия Антоновича подмывало прямо высказать ему свое мнение об охотнике, который один палит, а сто человек к нему дичь сгоняют. Но что-то мешало сказать об этом вот так прямо, откровенно. Все же он не удержался, хоть иносказательно, но сказал, как бы к слову пришлось:

— Помню, под Ленинградом, в Ропше, студенты ельник корчевали. Частый такой, густой ельник. До того густой, не продерешься. Рассказывали, что это для фазанов насаживали еловые чащи. Фазанники. Фазаны почему-то именно в таких любят водиться. Ты не слышал?

— Нет. А к чему ты об этом? У нас фазаны редкость.

— Там тоже редкость. Это их специально для Николая Второго разводили.

— А! Ну понятно, намекаешь. И зря, Василий Антонович, зря. Мы с тобой, милый, столько работаем, такой труд в общее дело вкладываем, что некоторые развлечения иной раз имеем право себе позволить.

— Но ведь егеря, охотничьи домики, такие порядки, когда кто-то тебе волков обкладывает, а ты палишь, — привкус тут не особенно приятный. Ильич вот сам-один ходил с ружьишком по лесу. Или, на крайний случай, с лесником на пару. А кричане, поезжане, доезжане… Кто там ещё?.. Барство это, Артем Герасимович, барство.

— Демократ ты, гляжу. — Артамонов усмехнулся.

— Это что — вроде ругательства у тебя?

— Да нет, напротив, одобряю. А я вот не дорос до такого. Во мне ещё пережитки сидят. — Артамонов кокетничал. — Но ты, в общем, подумай, подумай. Может, съедемся на границе областей, сорганизуемся. Учитывай вот что. Нынешней зимой волков много развелось. Постреляем их, полезное дело сделаем.

— Хорошо, — сказал Василий Антонович. — Подумаю.

Артамонов ушел. Василий Антонович только было взялся за трубку телефона, чтобы заказать Старгород и вызвать Соню, как в дверь постучали, вошел секретарь обкома Приморской области Ковалев, западный сосед Денисова.

— Не знал, стучать ли, — сказал он. — От тебя Артамонов вышел. И без меня, думаю, голову человеку заморочил. А ещё и я возьмусь…

— Входи, входи, Дмитрий Дмитриевич. Садись. У меня голова крепкая. Ее не так легко заморочить.

— Смотря кто за это возьмется! Артамонов все может. Не знаю, как ты, а я, сказать тебе откровенно, его не очень люблю. Ячества в нем много: я, мы, нас, мое, мне!..

— Но дело у него идет здорово, Дмитрий Дмитриевич.

— Идет. Это верно. Вести народ за собой умеет. Ну леший с ним, оставим его при всей славе. Кто чего заслужил, тот то и получает. Исполать ему, болярину именитому. Я, знаешь, зачем к тебе зашел?

В дверь постучали. Появился Лаврентьев.

— А, привет, привет! — Ковалев поздоровался с Лаврентьевым. — Ну вы оба здесь. Тем квалифицированней разговор будет. По нашей области течет река Лада. Сто километров. По вашей области течет река Кудесна. Двести десять километров. Впадает в Ладу. Итого триста десять километров отличного полноводного пути. А как он используется? Так, кое-где. Катеришки местного значения. Баржи. Плоты. Старые пароходишки. Почему не организовать образцовую водную магистраль? Ваша глубинка получит выход к морю. Почти окно в Европу. Я ведь не о вас, в общем-то, пекусь, хотя и вы мне не безразличны. Я о тех ста километрах берегов Лады, которые проходят по нашей области. Пойдут пароходы, поедут туристы, приедут гастролеры — театры, концертные бригады. И так далее, и тому подобное. Энергичнее культура начнет вторгаться в прибрежные села. Какое значение имел в свое время древний водный путь «из варяг в греки»! У нас есть расчеты, есть всякие соображения. — Он вытащил из кармана записную книжку, стал называть цифры.

— Давайте, товарищи, закажем сюда ужин и поговорим на эту тему поосновательнее, — предложил Лаврентьев.

Все согласились, вызвали официантку, назаказывали, кто чего хотел.

— Мне эта идея нравится, — сказал Василий Антонович, когда разделались с заказом. — Вот что мне сейчас, и именно сейчас, пришло в голову. У этого пути может оказаться огромное будущее. У нас же в области аномалия вроде Курской! Черт знает сколько руды, может быть, лежит в наших недрах. Достать ее да двинуть на ваши металлургические заводы!.. Ты слыхал, Петр Дементье-вич? — Он повернулся к Лаврентьеву. — Слыхал, как Черногус жмет на эту аномалию? Обвиняет обком в бесхозяйственности. Хочу ставить вопрос перед правительством. Надо разведку организовывать. Да, да, да, Дмитрий Дмитриевич, неплохая идея у тебя. Мы с Петром Дементьевичем согласны: давай двигать вместе.