Сабир Азери - В тупике

— Что-о?! — опешил Кафар и почувствовал, что задыхается. — О каком это вредительстве ты говоришь тут, дядя Садыг? И кому же я, по-твоему, навредил?

— Кому навредил? Да всем нам. Кафар горько усмехнулся.

— Ну да, я и забыл, что вы премии получаете… — Не мы одни, не мы одни. И ты тоже, прораб Кафар Велизаде! Что, может, я неправду говорю? Может, ты свою премию не берешь, жертвуешь ее на детский дом? Как бы не так, сынок, как бы не так, ха-ха-ха! Я каменщик, понял? Мои, руки… — Садыг протянул свои громадные, задубевшие ладони. — Мои руки трудились, строили дом, а теперь они требуют того, что им положено, сынок.

— Да кто ж будет спорить, что ты честно работал, дядя Садыг. Но ведь в доме недоделка на недоделке. Сантехника наполовину не укомплектована, канализация не подсоединена, в некоторых блоках вообще смонтирована неправильно, переделывать надо…

— А при чем тут я? Я свою работу сделал в срок? Сделал. Качественно?

— И в срок, и качественно.

— Тогда, будь добр, заплати мне мою премию. Ягуб расхохотался.

— Ну что, прораб? Утихомирился? Вот что значит рабочий класс — да он из тебя печень вытащит, нанижет ее на шампур, а потом тебе, же самому и скормит.

— Ну и пусть нанизывают. А совесть из меня все равно никто не вытрясет!

— Ладно, хватит говорить глупости, завтра все станет на свои места…

— Да, ты прав, отложим окончание нашего разговора на завтра. Все в присутствии комиссии и выясним… Мы все…

Не прошло и получаса, как Кафара вызвал начальник строительного управления. Едва Кафар вошел в кабинет, начальник, опираясь ладонями о стол, начал медленно подниматься со своего кресла с таким выражением лица, словно к нему приближается опасный хищник, и он, начальник, собирается всерьез защищать свою жизнь. Кафар растерянно остановился в дверях.

— Что ты обвился вокруг нашей шеи, как удавка? — закричал начальник. — Что мы тебе плохого сделали, а? Подобрали на улице, кусок хлеба дали, а он все наглеет и наглеет! Ты что, хочешь, чтобы я тебя посадил, да? Ты, может, не понимаешь, что мне тебя посадить — легче, чем стакан воды выпить, а?! — Как бы в доказательство он залпом выпил стакан уже остывшего чая, что стоял перед ним на столе. — Вот как легко. Понял теперь, нет?

— Но, товарищ Исламов…

— Чтоб сдох и товарищ Исламов, и ты, и тот, кто привел тебя к нам!

— Но ведь не готов пока дом…

— Готов — не готов! Что там не готово? Стены есть? Есть. Пол, потолок, двери, окна — все это есть? Есть. Что, по-твоему, людям еще нужно?

— Стены — да… но внутри… Внутри еще не все готово, товарищ Исламов, люди как поселятся — сразу должны будут ремонт делать…

— И хорошо! Замечательно! Пусть ремонтируют. А для чего, по-твоему, государство создало жилищно-эксплуатационные конторы, всякие там управления бытового обслуживания, кучу денег выделило? А? Они что-то должны делать или нет? У них ведь тоже свой план, они должны его выполнять!

— Но это… это же бессмыслица, товарищ Исламов, разбазаривание государственных средств!..

Исламов тяжело вздохнул и опустился в кресло. Он теперь казался таким же усталым, как Кафар. Он помассировал левую половину груди — видимо, заболело сердце, достал из ящика стола какое-то лекарство, положил его в рот.

— Ты можешь, наконец, понять, что меня абсолютно не интересуют никакие другие организации, не волнует, кто и чем занимается, разбазаривает или не разбазаривает деньги. Меня волнует только план моего управления. Ясно?

— Это я понимаю, но…

— Знаешь, что? С меня хватит и того, что ты уже понял, а это самое «но» — оставь его себе. Иди и не делай глупостей! Все, у меня на пустую болтовню кет времени, меня сегодня по вашему объекту министр вызывает…

Кафар шел по городу, совершенно не думая о том, куда идет. Только много позже, когда он остановился перед солидным трехэтажным зданием, он сообразил, что с самого начала стремился именно сюда, в районный комитет партии. Поначалу он испытал было некоторую неуверенность — зачем пришел, к кому? Но тут же вспомнил, что шел сюда отнюдь не случайно — к первому секретарю, школьному своему товарищу Фараджу Мурадову.

Отчего-то в приемной никого не было, даже секретарши. Кафар робко приоткрыл дверь кабинета и увидел Фараджа Мурадова, сидевшего за столом и что-то писавшего.

Кафар однажды уже был в этом кабинете, и снова, как и в прошлый раз, он подумал: «Вот если бы всегда строили такие высокие, светлые комнаты, радующие глаз; в такой комнате просто душа расцветает, хочется смеяться, веселиться, создавать что-то прекрасное…»

Фарадж наконец обнаружил чье-то присутствие в кабинете — он поднял голову и снял очки.

— Кафар! Какими судьбами? И давно ты здесь?

— Только что вошел.

— Давай, проходи, — он встал навстречу, обнял Кафара.

— Ты извини, я, кажется, оторвал тебя от работы.

— Ничего, ничего! Эта работа из таких, которые никогда не кончаются. Сейчас чайку выпьем…

— Нет-нет, спасибо, я не хочу.

— Ну, смотри. Чем могу служить?

И Кафар рассказал старому другу обо всем. И чем дальше рассказывал, тем сильнее нервничал; голос его начал дрожать. Фарадж уже не смотрел на него — казалось, он уставился в лежащие перед ним бумаги, на самом же деле он просто прикрыл лицо ладонями и опустил голову, чтобы не было видно его глаз.

Но Кафар, словно не понимая этого, трижды повторил последние слова:

— Фарадж, дорогой, скажи хоть ты — ну что мы выигрываем от такого липового перевыполнения? Кого мы обманываем-то? Зачем, во имя чего? Я у тебя спрашиваю, Фарадж.

Фарадж Мурадов убрал руки от лица и спокойно ответил:

— Себя обманываем. Только себя.

— Но, Фарадж, не мне же тебе объяснять, к чему может привести такой самообман.

— Да, это, пожалуй, лишнее…

— Но почему бы тогда тебе не вызвать на ковер наше начальство и не втолковать ему все, что нужно, а?

Фарадж Мурадов ничего не ответил, закурил. Заговорил после того, как докурил до конца.

— Ты совсем не изменился, Кафар, — улыбнулся он школьному приятелю. — Все такой же, как в деревне был. Я, конечно, характер имею в виду, характер, а не внешность. Про внешность-то что говорить — совсем поседел.

— Да и ты поседел, ни одного черного волоска на голове.

— Правда? — Фарадж с улыбкой провел рукой по голове и поднес ладонь, как зеркало, к лицу. — Ни одного седого волоска не вижу!

Оба от души рассмеялись.

— Как дети? — спросил Фарадж. — Растут?

— Да выросли уже, Махмуд на последнем курсе народнохозяйственного.

— Да что ты? Молодец!

— Чимназ в прошлом году школу кончила, поступала в медицинский, да не прошла, баллов не хватило.

— Ну ничего, в прошлом году не поступила — бог даст, в этом поступит.

— Посмотрим. Она теперь на факультет английского языка готовится, раздумала врачом быть.