Алексей Мусатов - Зелёный шум

— Да ты куда заворачиваешь? — вдруг насторожилась Елька, заметив, что Гошка повернул к колхозной кладовой. — Нам же в лагерь нужно.

— Я и хочу в лагерь, — сказал Гошка, кивая на грязно-зелёную трёхтонку около кладовой. — Зачем пешком шлёпать? Прокатимся с ветерком до поворота, а там сойдём.

Елька знала, что Гошку хлебом не корми, только дай проехаться на грузовике или на тракторе.

Ребята забрались в кузов грузовика и присели на выгоревший от солнца брезент.

Вскоре из кладовки вышел шофёр Пыжов. Не заглядывая в кузов, он бросил туда охапку пустых мешков и полез в кабину.

«В город собрался… за комбикормом для поросят», — догадался Гошка.

Шофёр завёл мотор, машина тронулась и побежала вдоль улицы, подняв густую завесу пыли. Потом неожиданно свернула налево.

«Куда это? — удивился Гошка. — Ведь в город прямо надо. Так мы и в лагерь не попадём».

Вскоре трёхтонка запрыгала по ухабистой дороге и остановилась в переулке, у краюхинского огорода. В ту же минуту в изгороди приоткрылась калитка и появилась Ульяна.

— Один, что ли, едешь? Без попутчиков? — обратилась она к шофёру, озираясь по сторонам.

— Один, один… А тебе что, до больницы доехать трёхтонки не хватит? — удивился Пыжов.

— Да у меня, Сёма, кое-какой груз набрался. Помоги-ка вынести.

Покачав головой, Пыжов вылез из кабины и прошёл вслед за Ульяной на огород.

Елька с недоумением посмотрела на Гошку:

— Чего это они грузить собрались? И тайно зачем-то, с задней стороны огорода. Она же больная, тётя Ульяна, еле ходит!

— Больная-то она больная… — недоверчиво хмыкнул Гошка.

— А может, уйти нам? Ещё помешаем, — приподнимаясь, шепнула Елька.

За изгородью послышались голоса.

— Сиди знай. Теперь уж поздно. — Гошка дёрнул девочку за руку. — Тут что-то не так.

— Да нас же прогонят сейчас!

— А мы под брезент спрячемся. Никто и не заметит.

Гошка приподнял край жёсткого, как кровельное железо, брезента, затолкал под него Ельку, потом спрятался сам. И как раз вовремя.

Пыжов вынес из калитки большую плетёную корзину, завязанную сверху рядном, и поставил её в кузов. Потом принял от Ульяны и Никитки ещё две корзины. В них что-то завозилось, зашипело, закрякало.

«Утки, — догадался Гошка. — Куда это их?» — Он вновь прижался глазом к дырке в борту грузовика.

Никитка с матерью выносили из огорода всё новые и новые корзины, теперь уж с луком и редиской, и быстро грузили их в кузов машины.

— Вот это да! — нахмурился Пыжов. — Просила в больницу подвезти, а сама на базар целишь…

— Так по пути же, заодно… Поторгую малость, деньжат соберу… Поехали, Сёма! — И Ульяна сказала сыну: — Садись скорее, чего прохлаждаешься!

— Мам, — взмолился Никитка, — а мне-то зачем ехать! Я же не умею ничего: ни торговать, ни деньги считать.

— Деньги, положим, я и сама сочту. А кто за добром на базаре следить будет? Вон его сколько — девять корзин. Ещё разворуют ненароком. Тут глаз да глаз нужен.

Никитка захныкал:

— А ребята узнают, что я на базаре торгую… Частник, скажут, спекулянт.

— Ещё чего? Не чужое, своё на базар везём! — рассердилась Ульяна и прикрикнула на Никитку: — Садись, говорю, и не нюнь! Тоже мне цветик лазоревый!

Сопя и отдуваясь, Никитка залез в кузов грузовика; вслед за ним забралась и Ульяна.

Машина тронулась. Корзины качнулись, и утки всполошённо закрякали. Ульяна велела Никитке придерживать корзины с утками и придвинула их ближе к переднему борту. Гошке и Ельке пришлось поджать ноги и скорчиться под брезентом в три погибели. Колени девочки упирались Гошке прямо в грудь, но он не смел пошевельнуться.

Никитка всё ещё продолжал хныкать.

— Дурачок, хватит тебе хлюпать-то. — Голос Ульяны подобрел. — Наторгуем денег на базаре, гостинец куплю. Чего хошь требуй… А ребята и знать ничего не будут. Ездил, мол, в город с мамкой в больницу. И весь сказ. Сунешь им по бублику с маком — они и тому будут рады.

— А к тятьке зайдём? — спросил Никитка.

— Можно будет, — согласилась Ульяна. — Хотя ему, поди, недосуг. — И она принялась подсчитывать, сколько денег удастся сегодня выручить на базаре за уток, редиску и лук. Вот только бы не продешевить в цене да занять бы в торговых рядах местечко получше.

«Так вот она какая больная, — подумал Гошка про тётю Ульяну. — На базар деньги зашибать поехала. Да и Никитка тоже хорош. «Не хочу, не желаю», а сам едет себе и едет. И даже корзины придерживает, уток успокаивает. Эх, был бы он на Никиткином месте, встал бы сейчас во весь рост и махнул через борт грузовика. Я, мол, торговлей не занимаюсь! И был бы таков».

Гошка даже зашевелился под брезентом. Но Елька, словно угадав его мысли, тронула мальчика за плечо: замри, мол!

Вот так попали они в переплёт! Собирались прокатиться до поворота в летний лагерь, а машина давно уже выехала за пределы колхоза и мчит их, без единой остановки, по булыжному шоссе к городу. Да ещё как мчит-то! Кузов подпрыгивает, кренится то вправо, то влево, борта скрипят, едкая пыль забирается под брезент. Краюхинские корзины разъезжаются во все стороны, Ульяна кричит на Никитку, чтоб тот держал их, и вовсю костит сумасшедшего шофёра.

Вот наконец и город. Колёса машины плавно и мягко побежали по асфальту. Замелькал дощатый крашеный забор городской больницы.

— Тебе сюда, мам? — спросил Никитка.

— Потом, потом. Сначала на базар. И так опаздываем.

И мать принялась объяснять сыну, как сегодня пойдёт у них торговля: она будет продавать в птичьем ряду уток, а Никитка займёт место в овощном ряду.

Вскоре грузовик остановился у колхозного рынка. Ульяна выгрузила из трёхтонки свои корзины.

— Счастливой тебе расторговли, хозяйка, — ухмыльнулся Пыжов и кивнул на Никитку. — Молодые кадры, значит, готовишь? Ну-ну…

И он повёл машину дальше. Но за углом, у первой же чайной, затормозил и отправился обедать.

И тут Гошка с Елькой наконец-то выбрались из-под брезента и спрыгнули на мостовую. Посмотрели друг на друга и фыркнули — оба они были потные, красные, пропылённые.

— Вот так прокатились с ветерком! — пожаловалась Елька. — я чуть не задохнулась под этим брезентом. И пыль на зубах скрипит.

— Всё равно не зря ехали… узнали кое-что, — заметил Гошка. — А ты ещё говорила: хворая Ульяна, лекарства ей надо носить, грядки полоть. А она вон какая!

— Где же она справку-то о болезни достала? — растерянно спросила Елька. — Ей же тогда в правлении поверили все.

— Такая достанет. Из земли выроет, если надо.

— Что ж теперь с Никиткой-то станет? Так он и будет по базарам с матерью таскаться? Лук продавать, редиску. Потом клубника пойдёт, малина. Как это шофёр тётке Ульяне-то сказал: «Молодые кадры готовишь»?