Илья Зверев - Второе апреля

Но, успокаивая таким образом носителей бюрократической логики, так страстно болеющих за дело, мы, со своей стороны, успокаиваться не должны. Потому что логика эта жива и состоит, так сказать, на вооружении во множестве наших присутственных мест. И сколько, думается мне, было погашено добрых порывов железным сапогом этой железной логики. Пожалуйста, я вам продемонстрирую, как это делается. Проще простого. Ведь и тому же товарищу Аратову с фабрики «Свобода» можно было сказать благородным голосом блюстителя общественных интересов: «Почему вдруг мыло «Дядя Миша»? Один, что ли, у нас знатный труженик? Да это даже политически неправильно поднимать одного товарища, не героя, не депутата, не лауреата. Это даже обидно для остальных тружеников, столь же добросовестных, которых мы не сможем отметить подобным образом. Что же будет, если каждому, кто хорошо поработал сорок лет, посвящать туалетное мыло? Ведь это даже смешно!»

Вот и все. И не было бы мыла, за которым, свидетельствую, стояла очередь в парфюмерном магазине на улице Горького. И не потому, что у него какие-нибудь особенные туалетные свойства — этого просто никто знать не мог. Мы с удовольствием покупали это мыло, потому что оно ко всем своим законным свойствам, стандартизованным тем самым «РТУ РСФСР 214-57», несло в себе некий заряд теплоты, и радости, и братства, и благодарности, которые невозможно не оценить. Вот ведь в чем штука.

Бюрократическая логика принята нашими «мастерами делать из вина уксус». Это точное выражение я услышал от одного умного парня, работника комсомольского штаба на Украине. Он тоже мне кое-что рассказал об этой логике. В прошлом году ребята решили в дни студенческих каникул кроме целинных отрядов послать еще несколько студенческих групп на стройки собственной области. Это было одобрено в разных инстанциях, воспето духовыми оркестрами, увековечено в разных плакатах и обязательствах. В одном, подаренном мне на память, даже было сказано, что каждый, кто едет на стройку, обязан: «овладевать», «служить примером», «совершенствовать», «неустанно повышать», «принимать участие», «воспитывать», снова «овладевать», а с другой стороны, «проявлять нетерпимость к пьянству, хулиганству, сквернословию, нетоварищескому отношению к женщине» и вообще ко всему, что «мешает нам двигаться вперед».

И вот потенциальные носители всех этих совершенств — кстати сказать, без пяти минут инженеры — прибыли на стройку и получили назначение землекопами и подносчиками. Когда ребята законно разозлились и стали требовать более осмысленную работу, на которой они могли бы принести какую-то действительную пользу, в ход пошла та самая железобетонная логика: что? Ручки боитесь испачкать? Трудовых мозолей чураетесь? А как Павка Корчагин до крови сжимал лопату, строя узкоколейку?

Действительно, рыли руками, действительно, были кровавые мозоли. Но ведь тут дело происходило в мирной южной области летом 1964 года, и на любой из строек остро нужны были плотники, каменщики, монтажники — люди, могущие сделать вдесятеро больше человека с лопатой. Так что грош цена железобетонной логике, которая, если присмотреться, и не логика вовсе, а обыкновеннейшая демагогия. Просто испортили ребятам настроение, погасили самый неподдельный запал, действительно, из настоящего вина сделали уксус.

Простите мне длинный перечень «историй из жизни», но просто зло берет и хочется все помянуть. Так вот еще одна, последняя. В том же украинском городе на гигантском машиностроительном заводе начали доброе дело. Решили вывести из самых трудных цехов — горячих и газовых — всех женщин. Дело было поставлено как следует. Установили график: кого, в какой срок, куда перевести, какой профессии обучить, каким заработком компенсировать. Облпрофсовет горячо поддержал, пресса откликнулась... И вот я знакомлюсь с отчетом об исполнении графика, с этой убедительной поэзией цифр («вывести по плану 126 женщин, итого выведено — 126, из них обучено другим профессиям — 99, ушло на пенсию — 20, увол. по семейн. обст. — 7»). Но мой печальный жизненный опыт повелевает выяснить, а сколько за это время принято женщин в те самые горячие цехи. Я не хочу ему поддаваться, но все-таки спрашиваю.

— Сейчас посмотрим... — следует спокойный ответ. — Как же, приняты: в литейную, например, сорок восемь женщин...

Что же это за дичь? Очковтирательство? Обман? Отнюдь нет, это все та же железобетонная логика. Было указание «вывести» — и вывели. Но указания «не принимать» не было же. Вот и приняли. Теперь и выводить можно будет.

Нет, нам тесно жить на одной земле с мастерами, делать из хорошего вина уксус и употреблять хороший строительный материал — железобетон для разрушительной логики.

Года полтора назад случай привел меня в литературный клуб знаменитого Дворца пионеров на Ленинских горах. Там должен был выступать мой товарищ, детский писатель, но он заболел, и пришлось мне по дружбе «подменять».

Тогда клуб только формировался. В зале собралось человек пятьдесят — все старшеклассники. В большинстве народ остро думающий, увлекающийся, но в чем-то и иронический, как положено шестнадцатилетним. Одна девочка прочитала для начала умилительный рассказик про то, как школьники пришли на практику в цех швейной фабрики и «как сияли наши глаза радостным сознанием своего трудового вклада». «Немного усталые, но счастливые расходились мы после того, как мастер с доброй усмешкой из-под усов по-отечески сказал нам: «Молодцы вы, юная смена наша, помощники»...»

Все было вроде правильно: и практика на швей-фабрике — прекрасное дело, и суровый, но ласковый мастер, глаза которого смеялись, — наверное, отличный производственник. Но все-таки ощущалась легкая тошнота, неизменная при встрече с фальшивкой. Видимо, все дело было в том, как написано.

Ребята, как молодые коршуны, кинулись на бедную сочинительницу. Они говорили (если нужно точно: кричали), что так нельзя, что написано не по жизни, не «от себя».

— Написано, все как полагается, — сказал один умный человек, ученик седьмого класса.

— Где, собственно, полагается?

— В школе, — последовал ответ (уже хором). — Тут еще из нас надо школу вышибить.

Эти страшные слова, сказанные — повторяю — хором, ни у кого из пятидесяти учредителей клуба не вызвали возражений. Это было поразительно, но ничего не поделаешь, было, «имело место», как любят выражаться бюрократы.

Я потом подружился с этими ребятами и стал постоянным участником (руководителем — это будет не точная формулировка) острого и бескомпромиссного их клуба. И много еще раз приходили новички и неизменно читали что-то стилистически похожее на ту «швейпромовскую идиллию». И каждый раз, будучи дружно атакован критиками, новичок говорил: