Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

Да они и не нужны Ковшову, эти справки. Он всегда жил честно, справедливо, как настоящий крестьянин-труженик, никому не желал зла и не виноват, что его собираются так несправедливо обидеть.

— Это ты о чем?.. О твердом задании, что ли? — спросил Горелов.

— Дошло наконец-то! — облегченно вздохнул Илья Ефимович и в упор посмотрел в лицо председателю. — Пять мешков хлеба хочешь заработать?

— Откуда бы? — удивился Горелов. — Не воровать ли пойти?

— Зачем воровать... Другие на дом доставят. И подвезут, и внесут. Сам и рук не натрудишь.

И, наклонившись, Илья Ефимович вполголоса объяснил, что он хотел бы сегодня ночью перевезти хлеб из своего амбара к Горелову. Лучше всего мешки упрятать во дворе или на чердаке. Никому и в голову не придет, что председатель сельского Совета в собственном доме скрывает чужой хлеб.

Горелов поднялся. Одутловатое лицо его стало мучнисто-белым.

— На уголовщину толкаешь? — прохрипел он. — Хочешь, чтоб за решетку меня посадили?

— Сядь! — дернул его за руку Илья Ефимович. — Ты уж и так замаранный. Рыльце давно в пушку. А умненько все обделаем— комар носа не подточит. — Он помолчал, потом похлопал председателя по плечу и сказал, что за страхи набавляет ему еще один мешок зерна.

Горелов, обхватив голову руками, уставился на пустую бутылку.

— Молчишь?.. Мало?.. Получай тогда семь мешков! — рассердился Илья Ефимович.

Горелов продолжал молчать.

Илья Ефимович щелчком сбил со стола рыжего таракана, гулко вздохнул, поднялся и направился к двери.

— Ну что ж, на нет и суда нет... Цену даю божескую. Не берешь семь мешков — больше потеряешь. Ты ведь у меня вот где сидишь! — Он раскрыл ладонь, посмотрел на нее, потом медленно собрал пальцы в кулак. — Зажму — и не пикнешь! — и взялся за скобку двери.

— Стой! — взревел Горелов, ударив ладонью по столу. — Заарканил ты меня, чертов Ворон! Над головой кружишь! Грудь терзаешь! Ладно, плати десять!..

Илья Ефимович вернулся к столу.

— Вот это другой разговор... хозяйский.

Они сошлись на восьми мешках.

Заметив, что Ковшов ушел, Митя с братишкой вернулись в избу.

Семья села ужинать. Ели остывшие постные щи. Еще вчера вместе с Митькой их приготовила тетка Матрена, старшая сестра Горелова, жившая на другом конце деревни.

Щи подкисли. Горелов сделал глоток, другой и отложил ложку:

— Ты чего ж, кухарь, таким зельем нас кормишь?

— Так печку сегодня не топили... Остыли щи, — пояснил Митя.

— А я все ем, я солощий! — похвалился семилетний Серега, с облепленным болячками подбородком. — Мы сегодня рябину жевали, потом кочерыжки... Ох и скусно!

Потом он с обожанием посмотрел на старшего брата и принялся его расхваливать. Обычно Митьку не дозовешься гулять, а сегодня он сам играл с ним в чижики, гонял по замерзшей луже скользкую ледышку и даже забрался за ягодами на самую высокую рябину.

— Он у нас умник, когда не с левой ноги встанет! — похвалил отец и, поглядев на ребят, вздохнул: — Запаршивели вы у меня, пообносились... Ну, погодите вот... Я вас, как на убой, откормлю. Обновки справлю.

— А с чего, папаня? — спросил Серега. — Неразменный рубль нашел?

— Нашел, — усмехнулся отец и сказал ребятам, чтобы они шли ночевать к тетке Матрене: завтра ему надо ехать в город.

После ужина ребята отправились на другой конец деревни, к Осьмухиным.

Тетка Матрена устроила их спать на печи.

Митя не любил теткин дом. Здесь всегда было шумно, бестолково, Матрена часто ссорилась с мужем, визгливо кричала на своих ребятишек, а главное, очень плохо отзывалась о Митином отце. Вот и сейчас, стоя посреди избы и расчесывая густые, длинные волосы, Матрена на все лады корила богоданного братца.

По ее словам выходило, что хотя Тихон и председатель сельсовета, но живет он неправильно. Было бы куда лучше, если бы он поменьше пил с мужиками водку, а тянул бы с них натурой: с кого — хлебом, с кого — салом и вкладывал бы все это в дом. Да и в кооперативе, из уважения к Тихону и его родне, могли бы отпускать товары подешевле, в первую очередь и с хорошим привесом.

— Что вы, тетенька! — свесив голову с печки, удивленно сказал Митя. — Как можно? Папаня же председатель...

— Вот я и говорю, — подхватила Матрена. — Начальство, шишка! Пришел куда, ногой топнул, бровью повел— вот и прибыль в доме. И вы бы не ходили такими оборванцами...

— А мы... мы и так ничего живем, — заявил Митя, хотя и не очень уверенно. — Всего у нас вдоволь.

— Уж ты лучше помолчи! — с досадой отмахнулась тетка и опять принялась бранить Тихона.

И что это за манеру взял братец — чуть ли не каждую неделю присылает к ней Серегу и Митьку! Они ведь не ангелы, не духи святые, их надо поить, кормить, а Тихон не дает ни хлеба, ни молока, ни картошки. А у нее и своя орава немалая. Одной картошки съедают за день два чугуна. И молоко на исходе, корову вот-вот запускать придется.

Перебравшись через спящего Серегу, Митя молча слез с печки.

— Куда это на ночь глядя? — удивилась тетка.

— Домой... Картохи вам принесу, хлеба.

— Чу, скаженный! Я же так... к слову пришлось. Залазь к Сереге, дрыхни.

— Нет, я принесу, — продолжал стоять на своем Митя и вышел на улицу.

Морозило. Высоко над головой холодно поблескивали звезды. На ветру тревожно поскрипывали старые, дуплистые липы.

Митя шел, зябко втянув голову в плечи, и думал о том, что вот принесет он сейчас тетке продукты, а завтра заберет с собой Серегу, уйдет домой и попросит отца никогда больше не посылать их к Матрене.

Попросит! Митя горько усмехнулся. Мало ли о чем просил он отца! Просил, чтобы тот не загуливал, не пил вина, не тратил зря деньги, когда они появлялись в доме.

Да что там — просил! Умолял отца со слезами, хватал за руки, заглядывал в глаза.

А какой из этого прок?

Отец по-прежнему жил, как удалой парень перед рекрутчиной, — где-то по ночам гулял, днем отсыпался, забывал про ребятишек, про свои дела.

Митя постоянно был настороже. Вечером он не мог заснуть до тех пор, пока отец не возвращался домой. Достаточно было ему услышать, что председатель загулял, как он бросал все дела и очертя голову мчался разыскивать отца.

Он находил его в любой компании и с трудом уводил домой; если же пьяный отец сваливался по дороге в канаву или под забор, сын терпеливо сидел около него, поил холодной водой и прикрывал от солнца лицо зелеными лопухами.

Сколько раз Митя подбирал отцовский портфель и прятал сельсоветовскую печать!

А как он искусно научился врать и обманывать людей, чтобы хоть немного уберечь доброе имя отца!

Когда Горелов отлеживался после пьянки на печи, сын обычно никого не пускал в избу и всем с важным видом сообщал, что председателя срочно вызвали в райисполком. В деревне до сих пор не могут без смеха вспомнить, как Митя прятал отца от районного уполномоченного. Заметив уполномоченного на улице, Митя примчался домой и принялся забрасывать лежащего на печи отца шубами, одеялами, пустыми мешками.