Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

— Дядя Игнат, выведу! — прикрикнула Нюшка, желая показать, что она все-таки дежурная. — И не чадите лучше своим самосадным зельем!

Но было уже поздно. То в одном углу, то в другом задымились цигарки, и мужики завели шумные разговоры.

Говорили о колхозах, что вырастали по округе, как грибы, о зиме, которая обещает быть холодной и снежной, о том, что в соседнем селе у твердозаданцев нашли пять ям с прелым, засолодевшим хлебом.

— Вот что, ироды, делают! — вздохнул старик Курочкин. — Ни себе, ни людям...

— А наши-то богатеи тоже, видать, хлеб попрятали, — сказал Игнат Хорьков. — Кузьме Шмелеву полтораста пудов сдать полагалось, а заглянули в амбар — и полсотни не наскребли. И куда только хлебушек подевался?

— Поди, тоже где-нибудь в яме преет.

— Наши крепенькие — не простаки. С дешевого козыря не пойдут...

«Что же все-таки делать, что делать? — думал Степа, прислушиваясь к разговорам. — Смолчать про дядин хлеб, пожалеть Горелова и Митьку или все же пойти к Матвею Петровичу и дяде Егору и сообщить им обо всем?»

Но Рукавишниковы, как Степа знал от Шурки, уехали в Заречье «агитировать за колхоз» и вернутся только ночью. Тогда, может быть, разыскать уполномоченного по хлебозаготовкам Крючкина?.. Но как быть с Митькой? Он же доверил ему свою тайну, и Степа почти поклялся приятелю, что будет молчать. А разве можно предать товарища, нарушить честное слово?

Степа не находил себе места. То перебирал журналы, то задумчиво смотрел в окно, то поглядывал на дверь.

— Ты дежурный или кто? — зашипела на него Нюшка. — Курят все, шумят... Это тихая читальня или сходка? Скажи им построже...

— Да дежурю я, дежурю! — отмахнулся Степа и без особого воодушевления крикнул: — Тише, граждане! И не курить!

В читальню вошла Таня. Степа бросился к ней навстречу, схватил за руку и, утащив в коридор, спросил, где сейчас находится Митька Горелов.

— К тетке Матрене пошел, — ответила сестра. — Зачем он тебе?

Степа зашептал о том, что им никак нельзя молчать о спрятанном хлебе. Надо срочно разыскать Митьку и упросить, чтобы тот разрешил раскрыть тайну и вывести всех на чистую воду.

— Но ты же Митьке слово дал! — испуганно напомнила Таня. — Обещал молчать пока...

— Это так, — согласился Степа и, вздохнув, торопливо и сбивчиво принялся объяснять, что Митькин отец связался с кулаками, скрывает чужой хлеб, обманывает Советскую власть. Какой же он председатель сельского Совета после этого? Так что же важнее и дороже — честное слово перед другом или подлинная правда, так нужная людям?

— И худо же с Митькой будет, если с отцом что случится, — жалобно сказала Таня.

— Знаю, — нахмурился Степа. — И Митька пусть знает... Мы его в беде не оставим, помогать будем. Так ему и скажи... Ну, иди, иди, поговори с ним. В читальню его позови...

— Ладно, схожу, — вздохнув, согласилась Таня, направляясь к двери.

В школьный коридор с улицы вошел Василий Хомутов. Заметив Степу, он спросил его, куда запропастился Афонька. Степа кивнул на читальню и открыл перед Хомутовым дверь.

Мужики встретили Василия шумными восклицаниями:

— Эге! Барсук из норы вылез!

— Замшел дома-то, Василь Силыч? На огонек потянуло?

— Может, в шашечки сразимся? — А вот газетка свеженькая!

— Ни к чему мне эти утехи! — Хомутов хмуро окинул взглядом читальню, выискал глазами Афоню, который играл в шашки с Семкой Уклейкиным, и кивнул сыну на дверь. — Порядка не знаешь? Нарочного за тобой посылать!

Сделав последний ход, Афоня с недовольным видом вылез из-за стола.

За последнее время его отец стал совсем невозможным. Не ходил ни на одно собрание, вечно держал калитку на запоре и всем уполномоченным и агитаторам, желавшим его навестить, отвечал через дверь чужим голосом, что мол, Василия Хомутова нет дома.

«Чего там штаны просиживать! — объяснял он свое поведение Афоне и жене. — Там, как река в половодье, — крутит, тянет. Не заметишь, как и на стремнину вынесет. Лучше уж на бережку отсидеться, в затишье».

Афоне отец строго-настрого наказал: нигде после уроков не задерживаться и сразу же являться домой. '

Сейчас, взяв сына за руку, Василий молча повел его к двери.

— Да присядь ты, Барсук Иваныч! — остановил его Игнат Хорьков. — Я для тебя новость припас.

Василий насторожился. Хорьков чуть приметно подморгнул мужикам и протянул Василию кисет с табаком:

— Новые артельщики тебя к себе прочат...

— Чего? — опешил Василий.

— Егор Рукавишников так и говорит: «Душа из меня вон, если я Барсука не сагитирую в колхоз войти!» Как же иначе! Лошадь у тебя добрая, сбруя справная, семян в достатке, сам чертоломишь за троих. Да ты для них клад бесценный!

Василию стало жарко. Он сорвал с головы лохматую баранью шапку и с размаху вытер ею взмокшее лицо.

— Что, брат, припекло? — ухмыльнулся Хорьков. — Истинную правду говорю... Вот хоть любого артельщика спроси.

Отмахнувшись, Василий толкнул дверь и нос к носу столкнулся с Аграфеной. В читальне засмеялись: вот и артельщица легка на помине!

Подойдя к Нюшке, Аграфена вполголоса спросила, скоро ли дочь вернется домой. Ей надо ехать в Заречье на собрание, а дома никого нет.

— Ступай, если надо, — шепнул Степа Нюшке. — Я и один подежурю.

Мужики обступили Аграфену.

Посмеиваясь и лукаво переглядываясь, они принялись расспрашивать ее, как поживает молодой колхоз, правда ли, что члены артели скоро сведут вместе всех коров, поросят и кур, а сами поселятся в одном доме, будут есть из общей чашки и даже спать на общей кровати. По слухам, в артели уже шьют стометровое одеяло и набивают соломой такой же матрац.

— А вы уши-то настежь держите— еще не то услышите! — нахмурилась Аграфена. — Шептунов на ваш век хватит...

— Ладно! Одеяло там, матрац — это дело десятое, — заговорил Василий, остановившись у двери. — Ты, Аграфена, лучше о деле скажи... Тринадцать хозяйств в вашей артели, а лошадей четыре штуки, да и те от ветра качаются. Вот и скажи: на чем весной пахать будете? Сами, что ли, в плуг впряжетесь? Егор, скажем, коренником, ты — в пристяжных...

— Не в чужой стороне живем, — помолчав, ответила Аграфена. — Раз власти к хорошему нас зовут, без подмоги не оставят...

— Вот как! — раздраженно перебил ее Василий. — Собрались Тюха, Матюха да Колупай с братом и опять думаете на дармовщинку прожить! Власть даст, власть поможет! А нам, выходит, опять налоги плати да заготовку вози... Нет, вы попробуйте своей кишкой все вытянуть!

— Гляди, и вытянем. За тем и в артель сошлись! — почти весело сказала Аграфена. — Начнем с малого, а там и другие пристанут. Вот хотя бы ты, Силыч... Как ни отсиживайся в своей берлоге, а от артели тебе никуда не деться. Дорожка у нас одна — прямая, накатанная.