Владимир Кормер - Человек плюс машина

Валерий достал из кармана вторую трубку, от волнения просыпал половину табака, смутившись, стал собирать его с ковра по щепоти, потом долго не мог разжечь трубку.

— Да оставьте вы ее в покое! — подстегнул я его, сам под аккомпанемент его рассказа начавши заново переживать все перипетии совершавшейся перед нами драмы. — Вы хотите сказать мне, что для Марьи Григорьевны в этой машине… как бы сфокусировалось все ее отношение к машинам вообще , к этой самой пресловутой машинной цивилизации? Я вас правильно понял?

— Именно так! Именно так! — закричал он. — Именно к машинам вообще! Все прежние ее мысли, все воспоминания, все ее страдания разом ожили, поднялись, расцвели новым цветом соответственно новому опыту. Чувство ненависти к этому отвратительному механизму, к этому бездушному, но вместе с тем и как бы наделенному зачатками холодного, беспощадного, эгоистического разума чудовищу захлестнуло ее! На ее глазах вновь погибал человек, погибал, схваченный за горло железной рукой машины! Машины, которая воплощала тем самым в себе для Марьи Григорьевны…

В эту самую секунду раздался телефонный звонок. На часах было уже половина двенадцатого, кто бы это мог звонить так поздно? Звонил Герц.

— А вы знаете, — сказал он, — что Марья Григорьевна пыталась бежать из города?! Задержали ее в аэропорту!..

Когда на другой день я вышел спозаранку на улицу, городок бурлил едва ли не больше, чем наутро после пожара. Была суббота, повсюду диффундировали толпы народа, обсуждавшего «побег» Марьи Григорьевны. В спонтанно возникавших зародышах кристаллизации этой аморфной массы витийствовали ораторы.

Выяснилось, что Марью Григорьевну задержали где-то в часу одиннадцатом вечера, но не в аэропорту, а по дороге в аэропорт. Однако вправду ли она собиралась лететь, оставалось непонятным, поскольку та же дорога вела и к проложенному в этом году шоссе Парфеньевск — Новокашино, откуда, в свою очередь, можно было улететь местным рейсом на Приозерное, там добраться автобусом до Краснооктябрьского и так далее, это в том случае, рассуждали наши, если Марья Григорьевна хотела «замести следы». Но за ней, конечно, уже несколько дней как было установлено наблюдение, добавляли некоторые, началась сразу же погоня, завязалась перестрелка, с обеих сторон (!) имеются раненые. Кто-то утверждал даже, что из Москвы прибыла уже специально по этому поводу еще одна комиссия во главе с… Еще кто-то говорил, что… Впрочем, все это… читатель понимает, что я хочу сказать!

После отсеивания шелухи картина более или менее достоверная выглядела следующим образом.

Примерно в десять часов вечера, обманув бдительность Алины и Алисы, Марья Григорьевна выбралась из дому, неведомо как завела свой так и не проданный автомобиль, тронулась в вышеуказанном направлении (к аэропорту или мимо) и была остановлена первым же патрулем ГАИ, пораженным диковинным видом машины. Решивши, что машина следует на капремонт, гаишник собирался уже откозырять прелестной даме за рулем, как вдруг заметил, что дама-то «немного не в себе»… Марью Григорьевну проконвоировали в ближайшее отделение. Факт и то, что туда же скоро прибыла и погоня (была все-таки погоня) — оперуполномоченный нашей городской милиции, разбуженный еще более бдительными, нежели Алина с Алисой, соседями Марьи Григорьевны, которые, завидя из окон, как она возится внизу у машины, немедленно забили тревогу. В отделении «реакция Раппопорта» (или как там это у них называется) дала результат отрицательный, но тем не менее Марья Григорьевна не могла вразумительно объяснить, куда и зачем она едет («Если вы едете в аэропорт, то что собирались делать с машиной, неужели бросить?»), вещей с собой у нее не было, хотя водительские права она с собой захватила. Прибыл в конце концов и милицейский врач, который определил то ли просто «нервное возбуждение», то ли «психастению», то ли даже «маниакально-депрессивный психоз» — наши точно сказать затруднялись, а медик-эксперт из комиссии (знакомый нашего местного жителя) почему-то в этот день не появлялся. Марью Григорьевну повезли назад в городок, и еще по дороге подоспевший Кондратков попытался, так сказать, на ходу получить от нее показания относительно ее действий в роковую ночь, когда сгорел ВЦ. Но сразу же разговор зашел в тупик. «Что вы делали после того, как вышли из квартиры гражданина Копьева?» — спрашивал Кондратков. «Я пошла к своей знакомой, к Алисе, — покорно ответила Марья Григорьевна. — Нет, впрочем, к Алине». — «Так к кому же точнее, к Алисе или к Алине?» — «К Алине, хотя нет, кажется, все-таки сначала к Алисе». — «Значит, вы отправились сначала к Алисе, я вас правильно понял?» — «Да, но ее не было дома… Нет, впрочем, это Алины не было дома… Ах, оставьте меня, что вы от меня хотите?! Я не помню!» — «Постарайтесь вспомнить…» Не продвинувшись в этой беседе далее, милиция по прибытии в городок взяла с Марьи Григорьевны подписку о невыезде, после чего Марья Григорьевна была препровождена к себе на квартиру.

Вызванные наутро Алиса и Алина мало чем помогли следствию: каждая божилась, что именно к ней (а то к кому же?) Марья Григорьевна пришла к первой, а уже от нее они вместе пошли к другой (в ином варианте их показаний: «А уже я сбегала за Алисой (Алиной)»). Очная ставка еще больше запутала дело, так как обе они, Алиса и Алина, тут же выступили единым фронтом, заявив, что «вообще все это не имеет значения и лучше пусть их оставят в покое, потому что они любят Марью Григорьевну и не потерпят инсинуаций ни в ее, ни в свой адрес…» Аналогичная сцена разыгралась после того, как Алиса или Алина сболтнула, что ночью перед приходом Марьи Григорьевны забегал к ним также Иван Иванович (ища Марью Григорьевну). Следователи, сколько ни бились, не смогли установить, у какой же из них он появился у первой. Ко всему прочему сами следователи, несмотря на весь свой профессионализм, тоже непрерывно ошибались: кто перед ними в данный момент — Алиса или Алина…

Это поведал мне уже Валерий, который удрал с полдня по какой-то якобы надобности со службы и вместо исполнения этой надобности притащился ко мне в институт поделиться новостями, а главное «договорить, потому что вчера нас прервали».

Лицо его сияло, он заговорщицки и радостно потирал руки, каждое очередное сообщение сопровождая восклицаниями вроде: «Вот видите! Что я вам говорил! Подтверждается полностью все!» Или: «Ну-с, а вот вам еще фактик!..»

Прижав меня в коридоре к подоконнику, так что я, право, боялся выдавить оконное стекло, и страшно интригуя всем своим видом наших дам, так и шмыгавших мимо будто бы с отсутствующей и вместе с тем кислой миной, он говорил:

— Мне кажется глубоко символичным, что в этом происшествии фигурирует машина. Вспомните, что мы говорили вчера о ненависти Марьи Григорьевны к машине как таковой, к машинной цивилизации. Я не успел вчера полностью развить мою мысль в силу того, что нас прервали как раз на том самом месте, когда я собирался сказать вам — обращали ли вы внимание? — что само слово «машина» приобрело для Марьи Григорьевны семиотически знаковый характер.