Борис Бондаренко - Бедняк

– Как странно ты говоришь...

– Почему странно? Так оно и есть. Согласись, дистанция от слесаря до кандидата наук немалая. И знаешь, тобой гордятся. Зайди в школу – увидишь, твой портрет висит на самом почетном месте. А в библиотеке есть почти все номера журналов с твоими статьями – уж и не знаю, где Клавдия Андреевна достает их.

– Даже так? – удивился Александр.

– Да. И ты неплохо сделаешь, если пришлешь ей несколько работ со своими автографами.

– Хорошо, пришлю... А как твоя работа?

– Ну, что моя работа? – Лиля равнодушно пожала плечами. – Самый что ни на есть обыкновенный врач.

– А тебе это не нравится?

Лиля как-то странно посмотрела на него и с незнакомой ему решительностью сказала:

– Вопрос не из той категории, Саша. Нравится или не нравится – значения почти не имеет, потому что ничего другого у меня нет и, разумеется, не будет...

Она особенно энергично подчеркнула слово «разумеется», словно заранее не принимая его возражений на этот счет, и продолжала:

– А раз так – нетрудно убедить себя в чем угодно. Можно как дважды два доказать себе, что все это стандарт, рутина, текучка, – и на многие годы испортить себе жизнь. Можно и по-другому – решить, что ты делаешь что-то полезное, необходимое, – и на этом более или менее успокоиться. Я предпочитаю второй вариант.

Заметив на его лице удивление, которое он не сумел скрыть, Лиля усмехнулась:

– Что, удивлен такой приземленной философией? Но ведь такую проблему рано или поздно приходится решать едва ли не каждому. Творчество – удел немногих, и ты просто счастливец, что принадлежишь к этим немногим.

Она сказала это с такой убежденностью, что он не решился возразить ей, – да и что он мог бы сказать? Что его «творчество» тоже кажется ему в какой-то мере стандартным? Но Александр и сам знал, что эта стандартность – нечто совсем иное, чем то, что она подразумевает под этим словом, а значит, уже не является стандартным. А Лиля спокойно продолжала:

– Видишь ли, уже одно то, что ты можешь в любое время уйти с работы или вовсе не приезжать в институт, в любой день поехать в Москву или куда тебе угодно, – вообще, твоя личная свобода, которая просто несовместима с жесткой производственной дисциплиной, с необходимостью работать от звонка до звонка, – уже одно это делает твою жизнь совершенно иной.

Он озадаченно посмотрел на нее.

– В общем-то верно... Но откуда ты все это знаешь?

Лиля улыбнулась.

– Земля слухом полнится...

– И какие же еще слухи ходят?

– Что у тебя великолепная квартира рядом с лесом, очень милая жена и очаровательный сын... И что ты счастлив, – добавила она невнятно, отворачиваясь к плите.

– А-а, – протянул Александр. – Это все россказни Валерки...

– Конечно, – спокойно сказала Лиля, поворачиваясь к нему. – Только почему же «россказни»? Просто он по-хорошему завидует тебе.

– Часто он здесь бывает?

– Почти каждый год. Говорит, что очень тянет сюда. Часто заходит ко мне, и тогда почти все разговоры ведутся о тебе.

– Странно... Мне он почему-то ничего не говорил об этом.

– Наверно, видит, что тебя-то сюда не тянет. Да и ты, как я поняла из его слов, не очень-то внимателен к нему.

– Это правда, – признался Александр. – Видимся мы не очень часто. Он несколько раз приезжал ко мне в Долинск, но все как-то получалось, что я был занят.

– Да, он говорил, что ты очень много работаешь. Зато от твоей жены он просто в восторге.

– Может быть, потому, что самому не повезло с женитьбой?

– Может быть, – спокойно согласилась Лиля. А он закурил и с насмешливой улыбкой сказал:

– Как, оказывается, все ясно и просто выглядит со стороны...

Лиля промолчала, и это заставило его спросить:

– И ты веришь ему?

– Почему же нет? Разве это так невероятно – счастливая семья, любимая работа?

И теперь уже ему пришлось промолчать. В поезде он готовился к долгому разговору, но казалось просто невозможным начинать этот разговор сейчас, надо было сначала пробить броню ее спокойствия, – а он уже сомневался, что ему удастся сделать это, – и он ничего не сказал. А ее, казалось, ничуть не интересовало, что он ответит на ее вопрос, и не удивляло его молчание. Она продолжала спокойно возиться у плиты и непостижимо будничным тоном сказала:

– Если ты очень голоден – могу накормить сейчас. Но лучше подожди полчаса.

Александр подавленно сказал:

– Я не хочу есть.

Лиля внимательно посмотрела на него – и спросила с невеселой усмешкой:

– Что, немного осталось от той Лильки, которую ты знал?

– Почему? – растерянно сказал Александр, а она, не обращая внимания на его вопрос, продолжала:

– Что делать, Саша, мне и самой не нравится мое настроение. Да ведь десять этих лет были для меня не очень-то легкими. Долго и тяжело расходилась с Володей, да и потом не слишком-то весело было. Приходилось ко многому привыкать, со многим мириться. Сейчас как-то надежнее, спокойнее стало, – даже к своему одиночеству привыкла...

Она сделала небольшую паузу и посмотрела на него, и он поразился: неужели она так хорошо понимает его? У него уже мелькнула мысль, – даже только подобие мысли, – что ее скованность, сдержанный тон объясняются самыми элементарными причинами: у нее есть кто-то, – да и почему бы не быть? И вот она прямо заявила о своем одиночестве и продолжала прежним спокойным тоном:

– Да и дел много. Пока мама была жива, работала на полторы ставки, все хотелось покрепче устроиться, не зависеть ни от кого. А сейчас много с Надей вожусь, наверстываю упущенное.

– Хорошая она у тебя.

– Да, я довольна ею, – просто сказала Лиля.

– А что же... Владимир? – Александр невольно запнулся об это имя, не зная, как называть ее бывшего мужа.

– Да ничего, – пожала она плечами, пробуя суп. – Бывает, но довольно редко, живет далеко отсюда. Три года назад защитился, теперь заведует отделением. Он отличный хирург и чем-то напоминает тебя, – наверно, такой же жаждой к работе. Надя стала уже совсем равнодушна к нему, он, разумеется, упрекает меня в том, что я настраиваю ее против него, – но я тут ни при чем. Наоборот, мне иногда приходится уговаривать ее, чтобы она побыла с ним. Умные люди часто не понимают самых элементарных вещей. Володя, например, никак не может поверить тому, что Надя легко мирится с его отсутствием, и считает это чем-то неестественным...

– А разве это в самом деле естественно? – необдуманно спросил Александр. Лиля помолчала и сдержанно сказала:

– Но ведь она же ребенок... Ей было всего два года, когда мы разошлись.

– Он очень любит ее?

– Да... Ну, сейчас покормлю Надю, а потом уж и сами основательно сядем.

Надя на зов Лили отозвалась тут же, и через минуту веселый топот ее ног уже слышался на лестнице.