Михаил Стрельцов - Журавлиное небо

Ах, как счастлив он был, что было такое утро и что у него был цветной карандаш, — мог нарисовать этим карандашом все, что видел!..

— Мама, а это что? — спрашивала девочка. — Мама, расскажи…

Юнович смотрел в окно автобуса, вспомнил, что через одну остановку ему выходить.

И ничего еще не решил он даже тогда, когда оказался уже в приемной директора. И не торопил себя: почувствовал, что с ним вновь происходит то, что случалось уж сколько раз, — теперь не спешил повториться. Время словно бы остановилось — неизбежное и так надоевшее вновь жило рядом.

— Вы к кому? — спросила секретарша.

— Я из газеты, — сказал Юнович, — передайте там…

И кивнул на двери.

Секретарша почему-то растерялась:

— К директору? Сейчас посмотрю… Кажется, был… Не знаю…

И секретарша вышла.

Юнович сидел в приемной и ждал. «Смешно! — думал он. — Директор возьмет вдруг и скажет: корреспондента не пускать, меня нет на комбинате».

И вот секретарша выбежала:

— Директор приглашает зайти.

Юнович зашел…

Откинувшись на спинку кресла, директор смотрел в окно. Он живо повернулся, как только Юнович вошел, и встал из-за стола.

— Из газеты? Тогда с критическими намерениями… Вам, газетчикам, палец в рот не клади… Садитесь, пожалуйста.

Директор был невысок, в черном пиджаке щедрого, широкого покроя. Незавидную, в серую полоску рубаху на груди почти закрывал бордовый, завязанный фабричным узлом галстук. Лицо у директора было курносое, а на лысеющей голове торчал клочок свалявшихся светлых волос.

— Так под кого же подкоп решили вести? По секрету, а?

Директор был в хорошем настроении, шутил. Казалось, давненько у него не случалось такого приятного для него визита, как нынешний. «Притворяется, — подумал Юнович, — потому что не знает, чего я хочу».

Он сел и почти официально стал объяснять, ради чего пришел.

Директор перестал шутить — ему сделалось скучно. Писать статью у него не было времени, и к тому же он не хочет отнимать у газетчиков их законный хлеб. У директора есть богатый материал, он его полностью даст в распоряжение Юновича. (Директор встал, открыл двери и сказал секретарше, чтобы она подобрала все «по вопросу самодеятельности».) Вырезки своих прежних выступлений директор даст сам.

Юнович не перечил, молчал: неизбежное, то, что случалось уж столько раз, жило рядом, могло повториться, Юнович может и сам написать статью за директора, но может и не писать… Он еще не решил, будет или не будет писать.

Секретарша принесла бумаги. Юнович начал перелистывать их.

Директору было скучно, и он расхаживал по кабинету. Подходил к вешалке, зачем-то пристально приглядывался к своему пальто, щелкал по нему пальцем, надевал галоши на туфли и сразу снимал их. Директору было скучно. На столе зазвонил телефон. Директор поднял трубку с охотой.

Юнович перелистывал.

Директор говорил по телефону:

— Иван Петрович? Наконец-то позвонили! Спасибо… Живем — хлеб жуем… Да я хоть сейчас… Почему же — машину можно взять. Это вы правду сказали… Голову просвежить не помешает. Ну хорошо, хорошо… Договорились.

Директор положил трубку и вопрошающе посмотрел на Юновича. «Сейчас надо что-то сказать, — подумал Юнович. — Чего я молчу?» — и он отодвинул бумаги.

— Все, — сказал он, — достаточно.

— Ну вот и хорошо, — обрадовался директор, — вот и хорошо… Вы, газетчики, на лету улавливаете — такая ваша профессия. Вам и перо в руки. Только вот что… телефон мой запишите: может, уточнить что-нибудь надо или подписать…

— Телефон? — переспросил Юнович. — А зачем уточнять? Вы сами напишете и подпишетесь в конце статьи — так у нас по форме…

— Так вы же… — сказал директор.

— …Статью писать я не буду, — сказал Юнович. — Ничего не понимаю в этих бумагах. Специфики не знаю. А вам, как говорится, и перо в руки…

Директор уставился на Юновича и молчал. «Немая сцена, — думал Юнович, — надо идти». Неинтересно ему было следить за директором. Неинтересно.

— Всего доброго, — поднялся с кресла Юнович. — Неплохо, если бы вы статью подготовили к завтрашнему.

И он вышел…

На улице не сразу заметил, что распогоживалось. Дул слабый ветер, тумана уже не было, влажно-белые тучи плыли над городом, синими заплатами на юго-западе, за городом, небо просвечивалось между тучами. Порхал редкий и скудный снежок, появлялось и вновь пряталось солнце.

Юнович сел в автобус. Было тесно. Какой-то парень стоял с лыжами на площадке, намерзший на лыжах ледок таял, и в автобусе по-весеннему было свежо и сильно пахло водою — была середина февраля. И Юновичу вспоминалась недавняя поездка в колхоз, учительница Валя, и он пожалел теперь, что не условился тогда, в селе, встретиться с нею в городе.

«Но я еще встречу ее», — думал он. Вспоминались ему редактор, разговор с редактором, поездка в село и снова Валя — и все это вставало перед ним в спокойной ясности, и появилось в нем чувство человека, удачно завершившего очень долгий и очень хлопотный день: круг замкнулся, на завтра оставались непочатое утро и надежда.

У кинотеатра Юнович вышел из автобуса.

Из телефонной будки он позвонил в редакцию — редактора на работе уже не было, сказали, что он, наверное, дома. Юнович позвонил ему домой. Женский голос спросил, кто звонит и зачем. Юнович объяснил, что звонят из редакции, а редактор нужен срочно.

— Погодите, — сказала женщина.

Юнович ждал. «Сейчас начнется, — думал он, — но — ничего»…

— Я слушаю, — донесся голос редактора. — В чем дело? Юнович? Не будешь писать выступления? Ты понимаешь, что ты сказал? Ну, знаешь… Разберемся завтра!

«Вот и все, — подумал Юнович, выходя из телефонной будки. — Завтра у меня трудный день. Но я скажу. Не может быть, чтобы не понял… А что, если ему сказать: „Нам, дорогой коллега, еще учиться надо… или переучиваться. И тебе и мне. Иначе у нас дело не пойдет“. А потом попрошусь в командировку… Напишу очерк. Хороший очерк».

Юнович брел по улице и снова представлял себе автобус и дальнюю дорогу. И думалось ему о тихих гостиницах в глубинных городах — о маленьких, чистых, с широкими половицами гостиницах. И еще ему хотелось забыть о прежнем, досадном, взять да и начать все заново…

Юнович брел по улице и видел автобус, который стоял на вокзале.

С утра приехали они в село — шофер Семен Захарович с женой и совсем еще молодой парень, бухгалтер автобазы Савченко.

А теперь по времени был поздний обед. Они и верно лишь сейчас пообедали и не успели еще встать из-за стола, как внезапно смерклось на улице, зашелестел, полился неспешный предвечерний дождь — уже второй за нынешний нескончаемый, как показалось всем, день.