Аркадий Львов - Двор. Книга 1

Ефим пришел в ужас: на Соловках одни кулаки, воры и проститутки, хорошая компания для нашей мадам Малой! — Клава Ивановна размахнулась, чтобы дать по губам, но тут из прачечной выскочила Аня Котляр, вслед за ней Степа Хомицкий, оба мокрые с ног до головы. Степан закричал, что перекрыл воду, а какая-то сволочь полезла в люк и открыла главный вентиль.

Люк находился в черном дворе. Степа, мадам Малая и Ефим побежали втроем, Котляр осталась на месте отжимать платье. Женщины помогали ей и не переставали удивляться, какой сильный напор, когда не надо, а потом, как будто уговорились, начали хором смеяться. Аня сказала, теперь ей тоже смешно, но в тот момент ей казалось, начался всемирный потоп.

— Слава богу, — воскликнула Дина, — ты была не одна: рядом был Степан. А Иосиф спокойно себе работает и даже не подозревает, что жена из последних сил барахтается с соседом.

Аня покраснела, женщины хохотали до слез, щипая себя под мышками, чтобы остановиться, но в это время пришла Оля Чсперуха, с ходу заявила, что она тоже хочет смеяться, — и все повторилось сначала. На Олю напала икотка, она просила, чтобы ее крепко держали, а то произойдет несчастье, несчастье действительно произошло, женщины закричали «фу!» и еще сильнее стали смеяться.

Этот дурацкий смех мадам Малая услышала в черном дворе и закричала, что с такими людьми без участкового разговаривать нельзя, но она обойдется как-нибудь без участкового. А потом, увидя Олю Чеперуху, она возмутилась до последней степени, потому что не кто иной, как Зюнчик, Олин сын, подбил Кольку залезть в люк и открыть вентиль.

Степа застал обоих, своего Кольку и Зюнчика, в люке. Первое желание у него было задраить люк, и пусть посидят там до утра. Клава Ивановна сказала, так дети могут сделаться заиками на всю жизнь, и приказала выпустить. Степа схватил одного и другого за шиворот, стукнул лбами и велел вылазить. Зюнчик выполнил приказание в одну секунду, а Колька заплакал и объявил, что вообще не выйдет и будет сидеть, пока не умрет с голода. Мадам Малая набросилась на Зюнчика и потребовала, чтобы он честно признал себя зачинщиком, иначе от Кольки останется одно мокрое место.

Да, подтвердил Зюнчик, он первый туда залез, а Колька стоял наверху и не хотел. Потом Зюнчик повторил эти слова в присутствии своей мамы, она схватила его за чуб и стала водить с одного боку на другой, но после пятого-шестого захода он вдруг присел, сделал прыжок в сторону, и Оле оставалось только кричать вдогонку, пусть вернется по доброй воле, а то папа придет, будет хуже. Клава Ивановна тоже предупредила, пусть лучше вернется, но Зюнчик по личному опыту знал: будет потом хуже или нет, наперед можно только гадать — главное, чтобы сейчас не было хуже. В час дня Клава Ивановна вспомнила, что Зюнчику пора в школу, а портфель с тетрадями дома.

— Ой, — схватилась Оля и побежала домой.

— Подожди, — остановила Клава Ивановна. — Он боится и в квартиру не зайдет. Положи портфель возле дверей, а сама уйди, только не хитри и не прячься: у детей собачий нюх.

Оля заплакала: ей так трудно с ним, он самолюбивый мальчик, с ним надо всегда по-хорошему, а разве можно всегда по-хорошему, если каждый день какие-нибудь пакости.

— Перестань плакать, — приказала Клава Ивановна. — У него не должно быть мыслей, что ты чересчур переживаешь, а то он совсем сядет на голову.

Да, кивнула Оля, да, когда Зюнчик видит, как она переживает, он сначала немного жалеет ее, обещает быть хорошим, а через полчаса у него все вылетает из головы, и он опять как будто с цепи сорвался.

— И хорошо, — сказала мадам Малая. — Дети не должны долго держать горе в своем сердце — еще успеют.

После обеда инженер Лапидис вырвался на минуточку с работы и прибежал посмотреть, как идут дела. В прачечной Хомицкий с Аней Котляр разбирали плиту, пыль стояла столбом, Лапидис дал совет побрызгать кирпичную кладку, открыть полностью дымоход, чтобы тяга была сильнее, и растворить настежь окна.

— Какой вы умный! — сказала Аня. — У себя в конторе вы боитесь простудить сквозняком свои толстые жени, а здесь здоровье людей вас не волнует: пусть хватают себе ишиас и воспаление легких.

— Товарищ Котляр, — засмеялся Лапидис, — во-первых, у нас жени не толще, чем у вас, во-вторых, мы не сидим в конторе, а в-третьих, мое дело дать совет, а ваше дело — не воспользоваться.

— Ну, — скривилась Аня, — вы человек с образованием, вы всегда можете переговорить любого.

— Степан, — обратился Лапидис, — я молчу, скажи ты. Хомицкий ответил, здесь говорить нема чего, женщина есть женщина, а насчет Лапидиса добавил: дай бог все бы такие были, можно жить и с образованными.

— Хорошо, — пошла на уступку Аня, — наверно, я ошиблась: он особенный оригинал, не как другие.

— Спасибо, — поклонился Лапидис. — Когда аттестует женщина с такими глазами, можно только пожалеть, что у нее нет своей гербовой печати.

— Ой, не выдумывайте, — вспыхнула Аня, — все говорят, у меня противные зеленые глаза, как у дикой кошки.

Кстати, вспомнил Лапидис, у Бальзака есть роман «Дом кошки, играющей в мяч».

— В мяч? — удивилась Аня. — Почему в мяч?

Степан замесил ведро цемента и запел: эх, яблочко, куда ты котишься, попадешь под меня — не воротишься!

Фи, скривилась Аня, какая вульгарная песня. Лапидис поддержал и предложил зайти за Бальзаком.

— А чего мне к вам ходить! — опять вспыхнула Аня. — Надо будет — я сама найду дорогу в библиотеку. Если очень хотите, можете записать название на бумажке.

Лапидис вырвал листок из блокнота, записал название и передал Ане. Клава Ивановна увидела в окно, что Степа один работает, а Котляр и Лапидис в это время обмениваются записками, распахнула обе створки, протянула руку и потребовала, чтобы бумажку немедленно положили ей прямо на ладонь.

— Клава Ивановна, — Аня машинально засунула бумажку под лифчик, — мы же просто шутим.

— Я знаю, что вы просто шутите, — сказала мадам Малая, — и прошу по-доброму: дай мне записку.

— Не отдавайте, — вмешался Лапидис. — Тайна переписки в СССР охраняется законом.

— Ладно, — мадам Малая посмотрела нехорошими глазами на Аню, на Лапидиса, — можете оставить свои секреты себе, но кто думает, у Малой в голове уже склероз, сильно ошибается.

— Боже мой! — Аня вынула записку из-под лифчика. — Нате вам и читайте себе на здоровье.

— Нет, — категорически отказалась мадам Малая. — Мне чужие записки не нужны. Забери обратно и спрячь, где раньше — под цицкой.

— Клава Ивановна, — Лапидис почесал кончик носа, — вы большой психолог. Перестаньте волновать женщину.

Когда нет из-за чего, сказала Клава Ивановна, человек не волнуется, а волнуется, значит, есть из-за чего.

Аня вытерла фартуком глаза и потребовала, чтобы Лапидиса прогнали, а то своими разговорами лишь отвлекает и не дает работать.