Аркадий Львов - Двор. Книга 1

— Дегтярь, — кричал на весь двор Чеперуха, — ты Иона и я Иона, я хочу, чтобы у меня был собственный депутат. Ты не имеешь против?

Дегтярь отвечал, что не имеет ничего против, но советовал Чеперухе выбирать для своих шуток другие темы, а то люди могут превратно истолковать.

— Нет, — держался за свое Чеперуха, — ты отвечай прямо: я даю предложение от имени всего двора выбрать в Верховный Совет Иону Дегтяря — будут тебя выбирать или нет?

В этот раз Иона Овсеич пошел навстречу и объяснил, что двор, поскольку он не производство и не общественная организация, не может выдвигать своих кандидатов в депутаты. А вот профсоюз коммунтранса, в котором состоит тачечник Чеперуха, может.

Чеперуха на минуту задумался и покачал головой: там ничего не выйдет — там есть свои люди, как Дегтярь.

— Я догадывался, — сказал Дегтярь. — А теперь ответь мне: ты, старый транспортник, читал сегодня газету?

Когда он мог читать сегодня газету, развел руками Иона, если целый день гонял с тачкой по всей Одессе: тому уголь, тому шкаф, тому пара гробов.

— Так вот, — Дегтярь провел пальцем черту в воздухе, — на канале Москва—Волга, начиная с девятнадцатого июля, открылось регулярное движение пассажирских и морских судов, а возле Рыбинска близится к концу сооружение новых плотин и шлюзов. Теперь остается построить канал Волга—Дон, и Москва станет портом пяти морей.

— Боже мой, — схватился за голову Чеперуха, — куда мы теперь будем нужны, Одесса со своим портом и я со своей тачкой!

— Насчет Одессы, — сказал Дегтярь, — можно полагать, она еще пригодится, а насчет твоей тачки не уверен. Но завтра ты еще имеешь шанс сделать большое дело: завезти в форпост два бидона с олифой и два с краской, а то у Граника будет простой.

— Товарищ комбриг, — Чеперуха взял под козырек, — дозвольте доложить: будет сделано!

— Вольно! — скомандовал Дегтярь. — Но, когда отдаешь честь, надо, чтобы козырек торчал вперед, а не назад.

Рано утром Чеперуха закатил четыре бидона в форпост, взял расписку у Малой, прочитал вслух, тут же поднес к одному месту, как будто подтирается, и выбросил.

— Босяк! — замахала кулаком Малая. — Я тебе покажу!

Вечером состоялось короткое собрание: отвечая на постановление ЦИК о выборах, двор брал на себя обязательство закончить досрочно строительство форпоста и ввести в эксплуатацию не позднее тридцать первого августа, чтобы детям был хороший подарок накануне учебного года. Второй вопрос касался самих выборов, поскольку в городах и селах повсеместно начиналась подготовка к избирательной кампании. Мадам Малая предложила освободить от работы на строительстве жену доктора Ланды, которая умеет печатать на пишущей машинке, и полностью использовать в предвыборной кампании.

— Малая, — весело ответил товарищ Дегтярь, — мы принимаем твое предложение, но с одной поправкой: чтобы Гизелла Ланда участвовала в кампании, а не в компании, ибо кампания — это общественное мероприятие, а компания — это просто несколько человек, которые собираются вместе, и еще не известно, что они за люди.

— Овсеич, — закричал своим биндюжническим басом Чеперуха, — у тебя голова, как у слона!

После собрания Дегтярь сказал Малой, что теперь главная задача дня — обеспечить каждую семью Положением о выборах, и пусть как следует изучат. Насчет старика Киселиса и Ляли Орловой, которые впервые получили право голоса, надо тщательно продумать, как организовать с ними индивидуальную работу.

— Киселиса, — сказала мадам Малая, — вчера положили в больницу с грудной жабой.

— Так что же, — нахмурился Дегтярь, — человека надо уже сбросить со счетов?

Человека не надо сбрасывать со счетов, даже если он покойник, ответила Клава Ивановна, но надо учитывать, можно или нельзя в данный момент вести с ним индивидуальную работу.

— Малая, — погрозил пальцем Дегтярь, — тебе кланялся Ефим Граник.

Между прочим, сказала мадам Малая, Граник сегодня идет на вторую премию, после Хомицкого. А позавчера во двор заходил человек из Сталинского финотдела и просил уточнить, сколько у него заказчиков.

— И что ты ответила?

— Я ответила, что Граник с утра до вечера на строительстве форпоста и ударник труда.

— Малая, — улыбнулся Иона Овсеич, — разве человек спрашивал, хорошо или плохо работает Граник на строительстве форпоста? Человек спрашивал, сколько клиентов у Граника, который живет с тобой в одном дворе.

Когда целый день занят на одной работе, сказала Клава Ивановна, для другой работы не остается много времени. Сколько же у него может быть клиентов?

— О! — воскликнул Дегтярь. — Как раз об этом тебя спрашивал человек из финотдела: сколько клиентов может быть у Ефима Граника, который держит регистрационное свидетельство?

— Знаешь что, — предложила мадам Малая, — в другой раз, когда придет человек из финотдела, я пошлю его к тебе — объясняйся сам.

— Малая, — хлопнул по столу Дегтярь, — мы с тобой не в футбол играем: ты ударила мяч ко мне — я к тебе. Человек из государственных органов задает вопрос тому, кому следует, а не просто с улицы.

— Да, — подтвердила Малая, — кому следует. И все равно я повторяю: у Граника столько клиентов, сколько у Дегтяря бородавок на носу, и надо еще удивляться, что Соня терпит его.

— Терпит его Соня или не терпит, — сказал Иона Овсеич, — пусть у нее болит голова, А советская власть имеет свои интересы, и никто не позволит обкрадывать. И прошу зарубить на носу.

— Зарубим, — обещала мадам Малая, и перевела разговор на другую тему: вчера она посылала Аню Котляр с передачей в туббольницу. Полина жаловалась, что Дегтяря опять не было три дня, в голову лезут всякие мысли, хотя она ясно дает себе отчет: это просто глупости, и не надо обращать внимания.

Иона Овсеич рассердился: какие глупости лезут ей в голову — это ее личное дело. А Котляр надо предупредить, пусть не ведет посторонних разговоров.

Что значит посторонние разговоры, возмутилась Клава Ивановна. Больной человек к ней обращается, а она должна сидеть, как истукан?

Дегтярь сощурил глаза: если человеку лезут в голову всякие глупости, кто видел, чтобы ему становилось легче от того, что эти глупости поддерживают и ойкают вместе с ним!

Нет, возразила Малая, когда человеку больно и ему сочувствуют, делается легче. Иона Овсеич усмехнулся: если от сочувствия делается легче, значит, боль не такая смертельная и можно терпеть.

— Не мерь всех на свой аршин, — парировала мадам Малая, — на то ты Дегтярь!

Ладно, махнул рукой Иона Овсеич, на эту тему хватит. Теперь насчет старика Киселиса: надо обязательно зайти в больницу — у человека нет родственников, может подумать, что все забыли его. Малая должна сама зайти.