Аркадий Львов - Двор. Книга 1

— Мадам Малая, — улыбнулся Лапидис, — если вам сбросить каких-нибудь тридцать лет, пусть даже не тридцать, пусть двадцать пять, я бы ночь напролет стоял с гитарой в руках под вашим балконом.

— Лапидис, — ответила Клава Ивановна, — теперь я вижу, что мне повезло.

Все смеялись, Лапидис тоже. Когда кончили смеяться, Иона Овсеич обратил внимание, что на все четыре стены в форпосте один лозунг, даже не лозунг, а просто объявление: 12 декабря — выборы в Верховный Совет!

Клава Ивановна с удивлением осмотрелась, хлопнула себя по лбу и дала обещание, что через пару дней претензий к оформлению не будет.

— И еще я тебя прошу, — добавил Иона Овсеич, — чтобы не позже послезавтра избиратели могли прочитать, по каким дням и в какие часы Ланда, Лапидис и Дегтярь будут давать консультации. Я свой день назову потом, чтобы Ланде и Лапидису было удобней.

— Ой, — покачала головой мадам Малая, — Овсеич, ты тянешь, как хорошая лошадь, а годы идут, и моложе никто не делается.

Первое дежурство получилось у доктора Ланды. Он пришел ровно в семь часов, сел за столик, который выделили для консультаций в малом форпосте: дошкольников и октябрят временно перевели в большой форпост. Рядом с Ландой сидела мадам Малая.

Полчаса они говорили между собой о том о сем, потом в дверь заглянула Оля Чеперуха, пошарила глазами, вроде ей кто-то срочно нужен, Клава Ивановна сразу догадалась, что она просто стесняется, надо подтолкнуть ее или прямо взять за руку и подвести к столику.

Клава Ивановна так и сделала, Оля сначала клялась жизнью, что ей ничего не надо, просто она ищет одного человека, но, когда ее взяли за руку и посадили напротив доктора, больше не скрывала правду: она давно уже собирается к врачу, а в поликлинике всегда очередь и надо потерять целый день. По ночам у нее болит сердце, как будто из живота, снизу, прижигают спичкой; иногда начинает жечь под лопаткой, но это уже, наверно, другая болезнь.

— Ты не объясняй доктору, какая у тебя болезнь, — вмешалась Клава Ивановна, — доктор лучше тебя знает, что у тебя болит.

Доктор Ланда напомнил, что он дерматолог, по кожным болезням, а жалобы мадам Чеперухи — по внутренним, то есть к терапевту. Он выпишет ей бром и настойку валерианы, она сегодня еще успеет в аптеку, а утречком пусть запишется к терапевту. Он лично думает, имеется небольшой неврозик, ничего страшного.

— Извините, доктор, я не знаю, что это может быть, но на правой ноге, — Оля погладила себя по бедру, — между мизинцем и пальцем с левого боку, у меня иногда так чешется, что нет силы терпеть.

— Покажите ногу, — приказал доктор. — Туфли и чулки надо снять: я не ясновидец.

Оля вдруг покраснела, как бурак, схватилась за голову и закричала, что она поставила в духовку тесто, наверное, уже все превратилось в золу.

— Нет, — взяла ее за плечи Клава Ивановна, — ты не уйдешь, пока доктор не осмотрит тебя: здоровье человека дороже.

— Клава Ивановна, — взмолилась Чеперуха, — я вас прошу: лучше в другой раз, я сделаю все, как доктор захочет.

— Оля, — погрозил пальцем Ланда, — в другой раз доктор не захочет.

Когда Чеперуха ушла, Клава Ивановна объяснила доктору: на чулке, где большой палец, у нее десятая штопка, в следующий раз она придет в новых чулках. Так начинаются барские штуки.

Да, согласился доктор Ланда, но, с другой стороны, молодая женщина — ее тоже можно понять. Он говорит это не в защиту ей, а так…

— Нет, — перебила его мадам Малая, — когда говорят, что можно понять, один шаг до оправдания. Стыдиться надо грязи, хламидничества, а чистой, аккуратной латки стыдиться не надо.

Доктор Ланда на секунду призадумался и поднял обе руки вверх:

— Сдаюсь.

Ефим Граник пришел, когда из двух часов, положенных доктору Ланде на консультацию, осталось минут пять, не больше. Вообще говоря, это не имело никакого значения, поскольку он пришел с одной-единственной целью: сообщить, что с новой шестидневки нанимается на работу. Но поскольку он уже здесь и доктор Ланда тоже здесь, пусть посмотрит его руки: в последнее время кожа пересыхает, как трава, а когда проводишь пальцем, она просто слазит.

Доктор Ланда сказал, что в течение месяца у каждого человека полностью меняется наружный эпителий, и это вполне нормально, а у Граника, который, наверняка, злоупотребляет бензином, чтобы смывать краску, процесс немножечко гипертрофирован.

— Какой же выход? — спросил Ефим. — Значит, нет выхода?

— Подожди, — остановила его Клава Ивановна, — доктор еще не закончил, а ты уже задаешь ему вопросы и сам отвечаешь.

— Короче, — доктор Ланда взглянул на часы, нахмурился, — надо два раза в сутки смазывать руки глицерином: вечером, перед сном, и утром, перед работой. Хорошо бы еще делать молочные ванночки.

— Молочные? Из чистого молока? — поразился Ефим. — А где вы можете каждый день достать в магазине молоко!

Доктор Ланда захлопнул свой портфель, сказал общее до свидания и хотел уже выйти, но тут Граник вспомнил, что рецепта на глицерин ему так и не выписали.

— На глицерин, — сказал доктор, — не надо рецепта. Если потребуют, в следующий понедельник у меня опять консультация. А вам, Клава Ивановна, персональное спасибо: дай бог каждому врачу иметь такую сестричку.

— Ланда, — крикнула вдогонку мадам Малая, — не забудь принести для агитпункта какие-нибудь плакаты и книжечки по здравоохранению.

На другой день, согласно расписанию, была консультация по строительству и экономическим вопросам. Консультант, инженер Лапидис, явился с опозданием на целый час, и мадам Малая уже не могла найти себе места.

— Наконец! — схватилась она, когда Лапидис переступил через порог. — Твое счастье, что Дегтярь задержался у себя на работе.

Между прочим, сказал Лапидис, он тоже задержался у себя на работе: подводили окончательные итоги по третьему кварталу.

— Сегодня по третьему кварталу? — удивилась Клава Ивановна. — А где же вы были раньше?

— Там же, где сегодня, — засмеялся Лапидис.

— Ой, Лапидис, — покачала головой мадам Малая, — со своими дурацкими шутками ты плохо кончишь.

— Малая, — перевел разговор Лапидис, — ты лучше скажи: у Ани Котляр будут ко мне вопросы по экономике и строительству?

— Смотря какая экономика, — Клава Ивановна за жмурила правый глаз, — и смотря какое строительство.

— Соцэкономика и соцстроительство, — уточнил Лапидис, — меня другое не интересует.

Клава Ивановна заменила в первых двух словах начальные буквы на «п», отчего получился немножко неприличный смысл, и велела Лапидису не вилять хвостом, потому что она все равно видит его насквозь через пиджак, брюки и сподники. Кроме того, пусть он придержит свой язык: у Иосифа еще крепкая рука.

— Но наш бронепоезд стоит на запасном пути! — вдруг запел Лапидис.