Аркадий Львов - Двор. Книга 1

Мадам Малая сама взяла на себя половину дома, а Дине Варгафтик и Ане Котляр, обеим, осталась другая половина. Товарищ Дегтярь предложил негласное соревнование: кто быстрее — Малая одна или они вдвоем.

Когда начали проводить в жизнь, оказалось, как предупреждал заранее Иона Овсеич, намного труднее, чем в теории. Одни объясняли, что и так за десять лет не сказали с Орловой двух слов, другие соглашались, но тут же добавляли оговорку, что забегать Орловой дорогу и нарочно делать вид, как будто не замечают ее, не смогут: для этого надо быть хорошим артистом, а они ходят в театр раз в три года.

— А тут не надо притворяться, — отвечала Клава Ивановна, — тут надо на самом деле.

Ляля держалась по-старому, вроде ничего не изменилось. Могло даже показаться, она улыбается еще нахальнее, чем раньше, и крутила своим задом так, что стыд и срам перед людьми. Дегтярь допускал на известный период подобную гипертрофию, когда человек уже потерпел моральное поражение, но не хочет признаться, в первую очередь самому себе. Клава Ивановна требовала нанести в такой момент дополнительный удар — «Молния!» и карикатура на полстены в подъезде — но Иона Овсеич был категорически против: наша изба — наш сор, выносить нечего.

Иосиф Котляр, пользуясь тем, что у Дегтяря и Малой были все это время дела поважнее, чем он, продолжал работать свои гвозди. Через Аню уже нельзя было иметь на него такого влияния, как раньше: по ее словам выходило, что теперь они просто живут под одной крышей, и она не отвечает за него.

Всю декаду перед майскими праздниками Дегтярь был сильно занят и не мог выкроить свободной секунды, чтобы связаться с финорганами насчет Иосифа, пришлось поручить Малой. В финотделе Клава Ивановна сообщила, что сыновья Котляра уже не иждивенцы, поскольку учатся в военной школе. Фактически жену тоже нельзя было уже рассматривать как иждивенку, ибо она могла сама на себя зарабатывать, но формально, по своему соцположению, она считалась, вплоть до окончания курсов, учащейся. Иосифу повысили налог вдвое, но все равно какая-то копейка еще оставалась у него в кармане.

Иона Овсеич сказал, что в данном случае закон отстает от жизни, но, покуда он еще существует, надо искать другой путь. Короче, Аня должна сама отправиться в финотдел и лично описать фактическое положение, а именно: она не является иждивенкой, так как может сама заработать. Иосиф, когда узнал, какие планы вынашивает Дегтярь, по-дурацки развеселился: может заработать — это одно, а приносит домой живой рубль — совсем другое, пусть студенточка передаст это своему Овсеичу, большому экономисту.

Аня дословно передала весь разговор, товарищ Дегтярь спокойно выслушал и ответил:

— Стрелки часов не стоят на одном месте. Котляр, ты должна сделать выбор: или — или.

Аня вдруг расплакалась: почти весь последний год у нее на душе так тяжело, что больно заходить в собственный дом. Иона Овсеич, хотя он не медицинский работник, объяснил, что это в порядке вещей, так и должно быть: когда человек после долгой болезни выходит на свежий воздух, поначалу у него всегда кружится голова и покалывает сердце.

Зимой у Ани не было времени поехать к Саше и Пете. Теперь была возможность использовать два дня праздника, выпросить еще на пару дней освобождение, но вопрос упирался в деньги. У Иосифа были деньги, он сам предлагал, но брать после всех разговоров — это идти на прямое унижение. А какая необходимость, если до июля осталось круглым счетом два месяца, и она сможет сама заработать. Слава богу, от мальчиков регулярно приходят письма, один другого в шутку называют лейтенант Котляр-меньшой и лейтенант Котляр-старшой.

Когда зашел разговор о Саше и Пете, у Ионы Овсеича возникла новая идея: написать в училище про гвоздарню Иосифа, и пусть сыновья, без пяти минут командиры Красной Армии, возьмут хорошо в оборот своего папашу-кустаря.

У Ани внутри все оборвалось: нет, это будет позор на весь Советский Союз! Она с трудом уговорила Иону Овсеича отложить и обещала сама обсудить с сыновьями, когда увидятся летом.

Клава Ивановна не одобряла этой уступки: плохой пример, как холера, которая пролезает через любую щель. Оглядываясь на Котляра, Граник тоже понемногу берется за старое. Для Ионы Овсеича это была полная неожиданность: почему Малая до сих пор молчала! Это во-первых. А во-вторых, о каком примере может идти речь, если Иосиф Котляр — инвалид гражданской войны, а Ефим Граник — здоровый бугай!

У Ефима, сказала Клава Ивановна, в свое время вырезали язву желудка и дома маленький ребенок, Соня докупает женское молоко. Язва желудка. Иона Овсеич хлопнул ладонью по столу, его личное дело, а дети есть у каждого: советская власть окружает материнской заботой, и надо целиком потерять совесть, чтобы жаловаться. Клава Ивановна молчала, Иона Овсеич, хотя это было совсем на него не похоже, окончательно разошелся и стал кричать, что с такой психикой и с такими людьми мы еще и через двадцать лет не построим коммунизм. Были всякие Лапидисы, которые ставили нам палки в колеса, насмехались и дошли до прямого предательства, — с ними советская власть покончила раз и навсегда. Но в глубине души еще у многих и многих из нас прячется мещанин, и Ленин был тысячу раз прав, когда предупреждал об опасности мелкобуржуазной стихии.

— Овсеич, — сказала Клава Ивановна, — мне уже почти шестьдесят лет. В ногах у меня подагра, каждый вечер на четверть стакана воды я беру пятнадцать капель валерьянки и кладу теплую бутылку на сердце. Я не требую благодарности, но ответь мне ясно: в чем моя недоработка?

У Клавы Ивановны стояли в глазах слезы, Иона Овсеич взял ее руку, положил себе на ладонь и несколько раз погладил, как будто маленького ребенка:

— Малая, если бы я был Михаил Иванович Калинин, я бы дал тебе орден. Но самое главное — хочется пожить еще пару лет при коммунизме. Малая, можешь поверить Дегтярю: мы имеем шанс.

Нет, покачала головой Клава Ивановна, она лично не рассчитывает, но ей вполне достаточно, чтобы наши дети и внуки. Да, сказал Дегтярь, это верно: мир так устроен, что отдаешь жизнь за будущее и плоды достаются потомкам. Первые два поколения русских революционеров видели только каторгу и виселицы, но проложили дорогу третьему поколению: прежде чем подняться к звездам, люди падают на землю и разбиваются.

Клава Ивановна махнула рукой: зачем ей эта умная философия, она не собирается лететь на звезды — пусть людям будет хорошо на земле. А теперь она хочет получить ответ Дегтяря: как же все-таки быть с Котляром и Граником?

О, Иона Овсеич разгладил пальцами мешочки под глазами, значит, все на Дегтяря — и философия, и практика! Ладно, на носу Первомай, пусть люди отдохнут, повеселятся, а числа четвертого-пятого вызовем Котляра с Граником на актив и устроим очную ставку.