Аркадий Львов - Двор. Книга 3

— Майор Бирюк, без труда не вытащишь и рыбку из пруда! — парировала мадам Малая. — И не надо пугать нас жупелом трудностей. Уже скоро полных сорок лет как нас пытались пугать и пытаются по сей день. А я тебе скажу, без трудностей мы бы уже давно зачахли. Наши внуки, наши правнуки будут с завистью оглядываться на незабываемые годы, когда их деды и прадеды первые прокладывали дороги, которые вели и, в конце концов, привели к коммунизму. На каждом этапе, на каждом отрезке дороги, пусть это будет Днепрогэс, целина или просто двор, в котором мы живем, наши люди всегда хотели и всегда имели право выражать свою волю. Покойный Дегтярь учил нас: мы не просто имеем право хотеть — мы должны хотеть! И когда из дворовой прачечной мы строили для наших детей форпост, все считали своим долгом не только приложить свои руки, не только отдать свои силы и время, но с каждым гвоздиком, с каждой лопатой цемента сказать себе и другим: мы так хотим!

— Малая, — сказал Бирюк, — за пионерский форпост, который построили из прачечной для наших детей, тогдашнее поколение сказало вам спасибо, и сегодня, через двадцать лет, можно повторить. Но простого русского спасибо сегодня уже недостаточно. В райисполкоме и в райкоме я поставил в известность ответственных товарищей, что наш двор берет на себя инициативу вернуть теперешнему поколению детей пионерскую комнату, которая будет оборудована и обеспечена всем необходимым самими жильцами нашего двора и соседями из других дворов.

— Бирюк, — Клава Ивановна провела пальцами под глазами, — старуха Малая хорошо понимает: на данный момент это пока только слова, но даже слова…

— Подожди, Малая, — остановил Андрей Петрович, — я еще не сказал тебе, что горисполком в принципе дал добро на строительство квартиры для инвалида Великой Отечественной войны Зиновия Чеперухи, старшего инженера завода Кирова, которому завод гарантирует всестороннюю материальную и техническую помощь.

— Я знала, — перебила Клава Ивановна, — что ты хлопотал за него, чтобы он мог построить квартиру рядом с тобой, как вы оба наметили себе без этой дотошной Малой. И то, о чем до самой своей смерти мечтал Дегтярь, вернуть нашим детям пионерский форпост, наконец опять станет былью. Бирюк, у меня перед глазами, как будто только вчера, Фима Граник рисует на потолке голубое небо, летчик высунулся из кабины самолета, а перед ним слова, которые мог прочитать каждый, кто пришел в форпост к нашим детям: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Ой, Бирюк, как хочется, чтобы опять можно было сказку сделать былью. Не обманывай старуху Малую, скажи честно: ты веришь?

— Ивановна, — Андрей Петрович зажмурил глаза, прикрыл ладонью, — и откуда ты взялась такая на мою голову!

— Бирюк, насчет форпоста, который сегодня занимает Зиновий со своей семьей, я хочу напомнить тебе, — сказала Клава Ивановна, — что комната, где в данный момент живет Федя Пушкарь, а до него жил покойный Ефим Граник, тоже часть форпоста, и надо вернуть ее детям. Но встает вопрос: а как быть с Федей Пушкарем? Скажу тебе откровенно: он лично мне не нравится, он чужой человек во дворе. Кроме того, надо иметь в виду, где-то в Кривом Озере у него жена, двое детей, и он приведет во двор двадцать комиссий, чтобы форпост, который уже много лет жилое помещение, как только Зиновий уйдет, передали ему, тем более что есть предлог: часть форпоста он занимает сегодня.

Да, признал Бирюк, имеется реальная возможность, что Пушкарь будет действовать в этом направлении, более того, не исключено, что уже действует. Шансов у Феди немного, поскольку в райисполкоме и райкоме поддержали идею насчет пионерской комнаты. Но оставлять за ним кусок бывшего форпоста, прямо скажем, негоже.

— Где же выход? — спросила Клава Ивановна. — Получается, мы сами должны подыскивать ему квартиру, чтобы он мог привезти из своего Кривого Озера семью.

Получается так, согласился Андрей Петрович. Но не будем гнать картину: форпост еще не завтра освобождается, есть время осмотреться.

— А теперь, Бирюк, — сказала мадам Малая, — слушай меня внимательно. Пушкарь работает на заводе Октябрьской революции в строительной бригаде. Как штукатур он на хорошем счету. Завод имеет свои жилые дома и мог бы предоставить ему комнату.

Мог бы то мог бы, подтвердил Андрей Петрович, да где ж на каждого штукатура найти комнату, когда высшего разряда токари и фрезеровщики годами ждут. Фер-штеен, фрау Малая?

— Ферштеен, ферштеен, — ответила Клава Ивановна. — Так вот, Бирюк, есть данные, что Федя Пушкарь в Крыжановке строит кирпичный дом: два этажа и подвал.

— Ну, — махнул рукой Андрей Петрович, — это брехня: проверить ничего не стоит.

— Федя не такой дурак, как ты думаешь, — сказала Клава Ивановна. — От завода выделили участок не Феде Пушкарю, а на имя какого-то брата-свата, и у каждого своя доля: дом с двумя отдельными ходами. Соседи у нас во дворе уже давно обратили внимание: в выходные дни, в конце недели, Федю как будто ветром выдувает.

— Оказывается, шустрик, — покачал головой Бирюк, — а я держал его за мастерового с чистой рабочей совестью. Но есть, Малая, здесь одна закавыка: Крыжановка за чертой городской застройки, и хоть рядом парк Котовского, Лузановка, от Пересыпского моста трамвай ходит, а по административному раскладу сельсовет Коминтерновского района.

— А в Коминтерновском районе, — удивилась Клава Ивановна, — что, нет советской власти, можно иметь комнату в центре Одессы, пять минут ходьбы от Дерибасовской, и строить себе палац возле Лузановки, где под самым носом известный на всю страну украинский Артек для пионеров!

— Малая, не волнуйся, — сказал Андрей Петрович, — в Коминтерновском районе есть советская власть и всегда будет. Ты свой бинокль держи всегда под рукой, чтобы в любой момент мы имели ясную картину. Когда Зиновий перейдет в новую квартиру и можно будет вплотную заняться форпостом, поставим перед Федей вопрос ребром: или добровольно верни нашим пионерам то, что им законно принадлежит, или…

— Что или? — перебила Клава Ивановна. — Или мы тебе насыплем соли на хвост и теперь начнем заниматься твоими шахер-махерами с квартирой и с домом, а ты пока живи себе у нас во дворе, как жил три года до этого!

— Нет, Малая, мы не будем сыпать соли на хвост…

— Нет, Бирюк, ты сам готов и хочешь, чтобы Малая вместе с тобой поступила, как тот русский мужик, который не перекрестится, пока гром не грянет. Так я тебе скажу, Бирюк: я уже сто лет не была в церкви, но когда дело идет о наших детях, которых какой-то шахер-махер из Кривого Озера хочет обворовать среди бела дня, я не буду ждать грома, чтобы перекреститься, а прямо сейчас перед тобой перекрещусь. Вот!

— Ну, Ивановна, — засмеялся Андрей Петрович, — я вижу, воистину православная душа твоя: як тревога, так до Бога! А насчет Феди скажу тебе: еще посмотрим, какой он на самом деле. Что строит сам дом, это хорошо. Не надо связывать людям руки, наоборот, говорит Никита Сергеевич Хрущев, пусть проявляют инициативу в личном хозяйстве, в индивидуальном строительстве, государство не только не будет препятствовать, а еще поможет.