Аркадий Львов - Двор. Книга 3

— Это моя ошибка, — сказала Жанна Андреевна. — Я ошиблась. Следующий разговор будет с Бирюком. Он у них здесь главный. В прятки играть не буду: сама поставлю в известность, какая была реакция Малой.

— Жанна, — мать сплела пальцы, прижала к груди, — умоляю тебя: не делай этого — ты нарочно идешь на открытый конфликт!

— Не волнуйся, — дочь засмеялась весело, как будто разыграли смешную сценку, — мадам Малая сама доложит ему, какой был разговор с новыми жильцами, Маргаритой Израилевной и Жанной Андреевной Бляданс.

В действительности так и получилось. Первая узнала об этом Маргарита Израилевна, причем узнала от самой Клавы Ивановны. Вопреки толкованиям дочери, которая в ссылке мадам Малой на историю Ефима Граника двадцатилетней давности усмотрела параллель к сегодняшней картине, притом с заведомо негативным прогнозом, на самом деле Клава Ивановна стояла за то, чтобы вопрос, если дойдет до жилотдела, был решен положительно для вдовы бывшего французского коммуниста, члена ВКП(б), Андре Бляданса, в свое время осужденного, ныне посмертно реабилитированного.

Андрей Петрович, когда узнал, какая смешанная в плане национальности семья — муж вдовы был француз из Марселя, сама — одесская еврейка, дочь — полуфранцуженка, в паспорте записана француженкой, внуки — Люсьен и Рудольф, хитро прищурился и сказал:

— Малая, это как раз то, чего не хватало в нашем дворе для полного интернационала.

— Бирюк, — тут же ответила Клава Ивановна, — я тебе напомню: покойный Дегтярь не сомневался, что ты родом из немецких колонистов, по крайней мере по линии отца или матери, а твоя Марина, сам знаешь, лицом и фигурой вылитая пани.

— Ивановна, — весело погрозил пальцем Бирюк, — ты мне смотри, а то я тебе через твоего Борис Давидовича найду предков на исторической родине, так что придется отлучать от нашего русского корня. А насчет твоих французов, Ивановна, надо самому познакомиться, посмотреть, что за люди. А сейчас у нас на очереди Федя Пушкарь. В райжилотделе обещали комнату, которая освободилась после Орловой, можно будет передать ему. Скажи Пушкарю, пусть на этой неделе выбирается со своими манатками из форпоста. А то и так затянули. Моя Зиночка каждое утро начинает с одного: «Папа, когда откроют пионерскую комнату?»

— Ну, Бирюк, — Клава Ивановна сделала вид, что упрекает, а на самом деле хорошо было видно, что сама не своя от радости, — если бы ты был такой сознательный, как твоя Зиночка, наши дети давно уже получили бы обратно свой форпост.

— Малая, — Андрей Петрович нахмурил брови, но глаза оставались по-солдатски веселые, озорные, — ты это постышевское название, пионерский форпост, выбрось из своего словаря: наши дети сегодня знают пионерскую комнату. Вот и будем с тобой называть, как хотят наши дети: пионерская комната.

Клава Ивановна сказала, форпост — очень удачное название, из военного лексикона, пионеры в тридцатые годы любили и гордились, она сама привыкла и готова написать лично Хрущеву, просить, чтобы оставили: теперешние молодые папы и мамы смогут на примерах из своего детства передавать эстафету от одного поколения к другому. А наши колхозники, бывшие крестьяне, которые скинули в России царя с царицей, сегодня, скорчила мину Малая, могут иметь у себя королеву полей — кукурузу. Кто заядлый кукурузник, пусть повторяет, как попугай, если нравится, про новую королеву.

— Малая, — командирским голосом окликнул Бирюк, — думай, что говоришь!

— Бирюк, — тут же ответила Клава Ивановна, — старуха Малая думает, что говорит: ты чересчур молодой, чтобы мог помнить, как во время революции и в первые годы советской власти люди чувствовали каждое слово и по словам могли безошибочно поставить диагноз, кто чем дышит.

— Малая, — сказал Андрей Петрович, — я слышал, что по материнской линии ты была из дворян. Правда?

Да, ответила Клава Ивановна, правда. В последнее время все чаще сами приходят на память слова матери, которая не раз повторяла: пройдут годы — и в России опять будут гордиться дворянским происхождением.

— Ивановна, — прищурился лукаво Бирюк, — Лейба Троцкий был из арендаторов, а Ленин и Крупская — из дворян. Разница. В твою пользу. Давай, дворянка, — засмеялся Бирюк, — наводи порядок в своем дворе: выселяй из форпоста штукатура Пушкаря и начнем строить для детей пионерскую комнату, до начала учебного года надо закончить и будем торжественно справлять второе рождение.

Клава Ивановна подошла к Андрею Петровичу, велела наклонить голову, чтоб могла, как мать сына, поцеловать, когда заслужил.

— Ох, Ивановна, — Бирюк сделал, как просила Малая, то ли казалось, то ли в самом деле заблестели, как бывает, когда удается удержать слезу, глаза, — живи сто двадцать лет, чтоб не пришлось нам носить тебе цветочки на второе христианское, на Люстдорфской дороге.

— На Черноморской дороге, — поправила Малая, — Люстдорфская дорога, Бирюк, была двадцать лет тому назад, когда ты был курсантом артиллерийского училища и ни наяву, ни во сне не мерещилось тебе, что придется когда-нибудь иметь дело с этой юной пионеркой Малой, которая сама никогда не имеет покоя и другим не дает.

— Да какая же ты юная пионерка, — чуть не захлебнулся от смеха Бирюк, — да ты, Малая, хоть с красным галстуком на шее, хоть без него, а день и ночь, круглые сутки, верхом то на метле, то на помеле!

Можно было ожидать, что сравнение покажется Клаве Ивановне немножко обидным, но, оказалось, наоборот, она сама сказала о себе, что слава ей не нужна, но художник из журнала «Крокодил» мог бы нарисовать бабу-ягу с пионерским галстуком, верхом на помеле, которая похожа на старуху Малую и вечно куда-то несется.

— Малая, — сказал Бирюк, — ловлю тебя на слове: в художественных мастерских промкооперации есть талантливые художники, умеют делать портреты и шаржи, выберем одного-двух, пусть рисуют с тебя, а готовую картину повесим в нашей пионерской комнате, и сама подпишешь, что подарок от тебя всем детям и пионерам, пусть знают и помнят, что ты всегда рядом, не спускаешь глаз, не слазишь с метлы!

Клава Ивановна ответила, она должна еще подумать, потому что в пионерскую комнату будут приходить из всего домохозяйства, из всех дворов, найдутся такие, которые захотят перевернуть с ног на голову, и все может закончиться совсем не так весело и смешно, как рассчитывали, когда начинали.

Бирюк сказал, пусть Малая хорошо подумает, никто не гонит, а пока надо связаться с Иваном Лапидисом, чтоб изучил помещение, определил, какие возможности имеются с точки зрения инженера-строителя, и пусть набросает эскиз, чтоб можно было получить наглядное представление, покажем другим специалистам и примем решение.

С Лапидисом удалось связаться на следующий день и осмотрели вдвоем ту часть бывшего форпоста, которую занимала семья Зиновия Чеперухи. Можно было только удивляться, в каком порядке и в какой чистоте оставили квартиру, уборная была тщательно побелена, как будто хозяева не выселялись, а, наоборот, собирались вселиться.