Аркадий Львов - Двор. Книга 3

Ну вот, сказала Марина своему Бирюку, с Пастернаком разобрались, посмотрим, кому следующему из советских писателей Нобелевскую премию дадут. Андрей Петрович, непонятно, какая муха укусила, вдруг взвинтился: да хрен с ней, с этой Нобелевской премией, наша Ленинская премия нам в тыщу раз дороже!

— Да, — поддержал Алексей, — Ленинская премия нам дороже. И Никита Сергеевич говорит, что дороже. А наши химики и физики Семенов, Тамм, Франк, Черенков премии Нобелевские взяли, отказываться не стали, а Ленинскую, о-го-го, сколько еще надо им работать и работать, чтоб заработать.

Марина прикрыла рот ладонью, чтоб удержаться от смеха, но только сильнее прыснула, Андрей Петрович сверкнул глазами на сына, на жену и вдруг сам не выдержал, стал смеяться так, что Марине пришлось несколько раз хлопать ладонью по спине, чтоб пришел в норму.

На следующий день у себя в конторе Андрей Петрович получил пренеприятное, как выразился Матвей Фабрикант, известие насчет крутого поворота в отношении промкооперации. Хрущев еще три года назад, по известной своей манере решать все проблемы в темпе, а не тянуть канитель, на заседании правительства потребовал передачи заводов и фабрик промкооперации в руки государства: «Если мы неспособны провести реорганизацию какой-то промкооперации, — сам себя накручивал Хрущев, — то что же мы будем делать, когда придется реорганизовать всю промышленность!»

Кооператоры, которые присутствовали на заседании, рассказывали, что после Никита Сергеевич немного поостыл и согласился, что в интересах делах лучше отложить на пару лет и спокойно, без горячки, подработать весь вопрос. А сегодня товарищи из Москвы дали знать, что вопрос подняли опять и приказали в срочном порядке готовить всю документацию, чтобы передать в министерство местной промышленности: предприятия промкооперации и их денежные фонды будут возвышены до уровня государственной собственности.

В Киеве, где всегда в таких делах копируют Москву, вопрос пока висел в воздухе, но понятно было, что большого отставания не допустят.

Одесские артельщики, которые десятилетиями создавали свои небольшие фабрики, заводы, комбинаты бытового обслуживания, сразу дали негативную реакцию, на собраниях открыто говорили, что наша советская власть, хотя ей скоро уже полвека, по воле каких-то бюрократов из Москвы и Киева, опять, как было в семнадцатом году и в первые годы после революции, насильственно проводит национализацию, причем в этот раз не частной, а кооперативной собственности.

Председателя облпромсовета Бирюка вызвали в обком партии, в отдел промышленности, где получили полную информацию об этих настроениях и разговорах артельщиков, которые все годы сохраняли родимое пятно мелких хозяйчиков, в глубине души мечтавших о реставрации частной собственности и всех ее, в кавычках, прелестей.

Андрей Петрович не отрицал, что подобные настроения кое-где еще дают себя знать, но вспомнил слова Ленина, который призывал всеми мерами поддержать и развивать промысловую кооперацию, оказать ей всяческое содействие, и учил, что кооперация была и есть школа социалистического хозяйствования. Поэтому, говорил Бирюк, к передаче артельной собственности в руки государства надо подходить дифференцированно, чтобы, с одной стороны, не допустить экономического ущерба, связанного с ломкой сложившихся форм хозяйствования, а с другой стороны, оберечь людей, в особенности артельщиков из числа инвалидов Великой Отечественной войны, от возможной психологической травмы.

Кончилось тем, что первый сам вызвал к себе Андрея Петровича, поблагодарил за то, что напомнил одесскому партийному руководству ленинские тезисы насчет промкооперации, а от себя лично, по-человечески, дал совет товарищу Бирюку точно определить свою позицию: поддержать товарища Хрущева, который за то, чтобы передать артели в госпромышленность, или стать на путь фронды.

Беседу закончили на хорошей ноте: Бирюк признал, что частично, как и кооператоры-фронтовики, оказался в плену прошлого, которое в отдельных случаях, бывает, может взять верх над настоящим. Человеческая психология — это дорога, уставленная капканами.

— Добавь, Андрей Петрович, — прищурил глаз, как будто прицеливается, первый, — скрытыми капканами. А чтобы не угодить, надо смотреть в оба.

В июле вышло постановление ЦК и Совета министров о предстоящем в ноябре упразднении российской промкооперации.

— Андрюша, — сказала Марина, — мы на очереди. Надо, пока есть возможность, привести в порядок чердак. У Алеши гениальная идея: устроить на чердаке обсерваторию, дети из пионерской комнаты смогут приходить и через телескоп смотреть на небо и звезды. Алеша будет руководить кружком юных звездочетов. Сначала для телескопа используем чердачное окно, потом можно будет оборудовать площадку на крыше, а вокруг стеклянную башенку.

Насчет своей обсерватории, которую задумал Алексей, Андрей Петрович сказал, спецобъяснения не требуются. Но в раскладе получится, обсерватория частная, инициатива не от государства, придется решать по линии горсовета, и не только горсовета. Ферштеен, либе фрау!

— Ну, почему же частная обсерватория? — развела руками Марина. — Это же для кружка юных звездочетов из нашей пионерской комнаты. Если надо, можно представить просьбу от двора, от актива, соседей. Я сама, — засмеялась Марина, — подам заявление, чтоб приняли в кружок юных звездочетов, и еще секцию астрологов организуем, будем гадать по звездам, где после нашей планеты первую советскую власть в космосе можно ждать.

Андрей Петрович нашел в постановке проблемы серьезный изъян: здесь не гадание по звездам, здесь научное предвидение требуется нам.

— Алексей, — окликнул Бирюк сына, — где, можно рассчитывать, в космосе развитую цивилизацию при теперешнем поколении найдем, чтоб можно было наш советский опыт перенести?

— Полагаю, товарищ майор, — ответил Алексей, — чем раньше откроем обсерваторию, тем раньше откроем планету, которая не меньше нас заслуживает иметь советскую власть.

— Алеша, — сказала Марина, — ты цены-то не сбавляй: у нас царя скинули, революцию делали, люди выстрадали свое право, а там найдутся умники — на готовое захотят прийти.

— А мы же, — вставила свое слово Зиночка, — грамоту, науку, машины не сами выдумали, пришли на все готовое. Вот и они пусть приходят на все готовое: нам не жалко, у нас не убавится, а у них прибавится. Когда будет коммунизм, люди во всем мире будут приходить на готовое, и так уже будет навсегда.

Алексей прогноз отверг, сказал, что Зина Андреевна мелет вздор, а папа-мама, вместо того чтобы одернуть, смотрят на дочурку умильными глазами.

Зиночка на критику не обиделась, наоборот, сказала брату, пусть критикует, только пусть объяснит, чтоб всем было понятно, как люди будут жить при полном коммунизме, когда построят во всех странах в обоих полушариях, и что будет на земле дальше, после коммунизма.