Аркадий Львов - Двор. Книга 2

Да, пожала плечами Клава Ивановна, Дегтярь предвидел, но кто мог думать, что затянется на три года.

— Малая, — прошептал Иона Овсеич, — затянется больше, чем на три года.

Клава Ивановна тихо застонала: три года! Ефим Граник по-прежнему ютится в своей каморке, а его Лизочка живет у чужих людей.

— При чем здесь Ефим, при чем здесь Лизочка! — рассердился Иона Овсеич. — С людьми надо сегодня работать в десять раз, в сто раз больше, чем вчера, а условия нам никто создавать не будет — мы сами должны создавать себе условия.

Иона Овсеич поднялся, засунул большой палец под борт пиджака и стал быстро ходить из угла в угол.

— Малая, — сказал Иона Овсеич, — слушай меня внимательно. Сейчас ты зайдешь к Ефиму, и пусть при тебе напишет объявление, что на выходной день назначается воскресник по благоустройству двора. Детали наметим потом, а сейчас не откладывай в долгий ящик. Объявление надо написать красиво: в одном углу каштан, в другом — акация, а на самом верху елочка, как возле кремлевской стены. Кто имеет дома лопату, топор, пусть принесет, а кто не имеет, надо где-нибудь занять.

На другой день в подъезде повесили объявление, в воскресенье рано утром дворничка Лебедева зашла к каждому в отдельности и напомнила еще раз. Старый Чеперуха поехал двенадцатым номером трамвая в Валиховский переулок, где возле большой анатомки стоял в конюшне Мальчик, запряг его и направился в питомник за саженцами: Иона Овсеич договорился заблаговременно, через Сталинский райисполком, и теперь надо было только забрать.

В девять-полдесятого люди собрались во дворе, Иона Овсеич поздоровался, спросил, как спалось, и всем, кто не доспал, дал гарантию, что после работы на свежем воздухе доберут с лихвой. Катерина засмеялась и сказала, дай бог нашим бабам свое получить, Марина Бирюк тоже засмеялась, а остальные слушали молча и ждали.

— Товарищи, — обратился Иона Овсеич, — мы все здесь грамотные, и не нужно лишний раз объяснять, что преобразование природы, которое захватило всю страну от края и до края, касается не только тех, кто проживает в условиях сельской местности, но непосредственно затрагивает и нас с вами, то есть город. Пройдитесь по Александровским садикам на проспекте Сталина, и вы за голову схватитесь, сколько каштанов валяется зря на земле в то время, когда эти бесценные семена должны дать побеги молодым деревьям, а те, в свою очередь, защитят нас от степного суховея, прочистят наши легкие и укроют от палящего солнца в знойный день.

— А с гипертонией, — крикнула Клава Ивановна, — вообще нельзя сидеть на солнце!

Иона Овсеич одобрительно кивнул головой и сделал рукой знак, чтобы его не перебивали.

— Пройдитесь в парке Шевченко, — Иона Овсеич погрозил пальцем, — и вы своими глазами увидите, как могучий дуб, этот царь степей, роняет на траву свои желуди, которые у нас на Одесщине дороже золота, а многие дети даже не знают, какой они имеют внешний вид!

Степа Хомицкий засмеялся:

— А ты спроси у нас, кто здесь видел живого желудя?

— Твоя правда, Степан, — горько улыбнулся товарищ Дегтярь, — но, как говорится, так было — так больше не будет! Народ — хозяин в своем доме, и всякому терпению приходит конец. Сегодня мы собрались на свой воскресник, который лишь маленькая частица, незаметный винтик в общесоюзном плане преобразования природы. Сто двадцать тысяч га государственных лесополос плюс шесть миллионов га совхозно-колхозных лесополос, плюс тридцать миллиардов штук лесопосадочного материала — такова картина по стране!

Клава Ивановна и Степа Хомицкий ударили в ладони, за ними товарищ Дегтярь и все остальные. Лизочка Граник и Лесик Бирюк со своей сестричкой Зиной закричали громкое пионерское ура, маленькие Гриша и Миша, которые до этого крепко держались за юбки мамы Кати и бабы Оли, тоже закричали ура и вдруг побежали наперегонки вокруг двора.

Люди на минуточку забыли, для чего они здесь собрались, сами увлеклись и стали подстрекать детей, чтобы перегнали один другого. Лесик, Зина и Лизочка сделали вид, будто хотят поймать мальчиков, но на самом деле успели обежать двор три раза, пока взрослые не остановили.

— Дорогие наши мамы, — низко поклонился Иона Овсеич, — спасибо вам за таких детей: как говорится, лиха беда начало. А теперь, товарищи, за работу!

Дворничка Лебедева принесла ведро известки, новый квач и отдала прямо в руки товарищу Дегтярю. Первый круг, где будут садить дерево, Иона Овсеич нарисовал сам, но сразу были видно, что квач держала не рука художника, и попросили Ефима Граника.

— Ефим Лазаревич, — обратился товарищ Дегтярь, — народ хочет вернуть тебе свое доверие. Справишься или маловато силенок? Если маловато, поможем.

Люди понимали, что товарищ Дегтярь шутит, но лицо было такое серьезное, что сам Ефим немножко смутился и просил один-два круга на пробу. Можно было не сомневаться, что получится хорошо, на деле же получилось еще лучше, точнее чем циркулем, Иона Овсеич засмеялся и сказал:

— Я нарочно хотел испытать тебя, а ты сразу повесил нос. Надо больше верить в свои творческие силы, особенно, когда рядом столько друзей.

Граник ответил, что он целиком верит в свои творческие силы, пока работает наедине и никто не мешает, а когда говорят под руку, он всегда немножко теряется.

— Товарищи, — весело нахмурился Иона Овсеич, — получается, наш художник боится коллектива и критики, а мы считаем наоборот, что коллектив и критика помогают художнику. Кто же из нас прав?

Степа Хомицкий откликнулся раньше всех: не надо задавать людям вопросы, на которые давно есть ответ, иначе могут передумать.

— Степан, — погрозил пальцем Иона Овсеич, — с подобными мыслями ты можешь остаться один, в полной изоляции.

Когда закончили разметку и ломами стали подымать гранитные плиты, чтобы освободить место для деревьев, во двор заехал Иона Чеперуха с таким шумом, как будто за ним тянулся обоз на тысячу подвод. Он привез дюжину саженцев, в том числе два абрикоса. Кроме того, он привез привет от Ани Котляр, которая стояла возле тюрьмы на Люстдорфской дороге и держала передачу для своего Иосифа. Когда заберут передачу, она сразу вернется домой и просит, чтобы воскресник без нее не начинали.

Ефим Граник засмеялся, как дурачок, уронил квач в ведро и забрызгал известкой всех, кто стоял рядом.

— Чеперуха, — рассердился Иона Овсеич, — ты уже успел выпить спозаранку, а люди ждут и тратят даром свое золотое время!

— Спозаранку! — возмутился Чеперуха. — Когда я сделал остановку на Привозе, солнце уже перешло на Овидиопольский шлях, и колхозники уговаривали меня, как родного батьку, чтобы я помог им подбросить корзины с вокзала. А я отвечал: «Дорогие дети, дорогие сукины сыны, у меня сегодня большой день в жизни — воскресник по благоустройству собственного двора, и руководит лично товарищ Дегтярь». А эти темные люди даже не слышали про товарища Дегтяря.