Аркадий Львов - Двор. Книга 2

У Ляли на глазах выступили слезы, она закусила нижнюю губу, вынула из кармана носовой платочек, но забыла для чего и просто мяла в руках.

Бабушка Оля с Катериной, вместе, вдруг набросились на Гришу и Мишу, хотя мальчики сегодня ели на редкость быстро, дедушка заступился за них и сказал, что никому не позволит срывать на детях свои нервы, даже родной маме. Гриша и Миша, оба, прижались к деду, Катерина закричала, что старик настраивает детей против родителей, схватила мальчиков за руки, чтобы оторвать от деда, крепко дернула, но из этого ничего не вышло.

Зиновий молча одевался, как будто весь этот сыр-бор его не касается, Ляля смотрела на него, но он повернулся спиной, сказал, что опаздывает на работу, и хлопнул дверью. Ляля постояла еще пару минут, хозяева занимались своим делом, словно в доме никого, кроме них, нет, и тогда она сказала громко, чтобы все хорошо слышали;

— Когда надо было ванную и туалет строить, деньги нашлись, а теперь спиной поворачиваетесь. Ладно, я передам товарищу Дегтярю.

— Кто она такая, чтобы нас пугать?! — закричала бабушка Оля. — Лялечка, мы зарабатываем на жизнь своими мозолями, и никаких шахер-махеров не делаем, а таких, как ты, не одну дюжину перевидали на своем веку!

— Оля, — одернул старый Чеперуха, — не смей переходить на личности и не оскорбляй человека: ей приказали — она делает.

Ляля уже успела открыть двери, но услышала и ответила, что никто ей не приказывал, а она сама попросила дать ей эту общественную нагрузку. Бабушка Оля захохотала, как дурочка, и сказала, что у людей хорошая память: они еще не забыли, какую общественную нагрузку некоторые дамочки из нашего двора брали на себя до войны.

— Перестань, говорят тебе! — затряс кулаками Иона.

Чеперухи заняли столько времени, что другие уже успели уйти на работу и теперь можно было застать в квартире одних домохозяек. Степан по-прежнему возился с водопроводом, оказывается, не только сломали кран, но и сорвали резьбу на трубе. Ляля продолжала свой обход в одиночку, с разговорами или без разговоров, женщины в конце концов подписывались и вносили деньги наличными, только старая Бирючка отказалась наотрез и заявила, что без своей невестки Марины не даст даже на коробку спичек. Ляля не настаивала, наоборот, вежливо поинтересовалась, как у старухи дело с давлением, надо не допускать, чтобы повышалось, и обещала зайти в другой раз.

На другое утро Ляля доложила товарищу Дегтярю итоги минувшего дня, и сразу, чтобы не откладывать в долгий ящик, вдвоем направились к Чеперухе. Картина в доме была точно, как вчера, Иона Овсеич пожелал всем приятного аппетита и попросил молодого хозяина, если можно, на минуточку прервать семейную трапезу. Зиновий пригласил гостей в другую комнату, старый Чеперуха пошел за ними, через пять минут, когда разговор сделался слишком громкий, бабушка Оля с Катериной тоже заглянули.

— Зиновий, — объяснял товарищ Дегтярь, — я у себя на фабрике дал взаймы государству свой двухмесячный оклад и здесь добавил сто рублей, а ты, как тебе известно, подписался на месячный оклад, хотя многие у вас на заводе Кирова сочли возможным на полуторамесячный и двухмесячный. Это одна сторона дела, а другая — то, что ты ставишь непроходимый водораздел между Чеперухой, который у станка, и Чеперухой, который у себя дома.

Зиновий ответил, что никакого водораздела он не ставит, наоборот, и как раз поэтому нечего из одного человека делать два и заставлять его подписываться дважды: то в роли производственника, то в роли домашней хозяйки.

— Значит, — с ударением произнес Иона Овсеич, — Хомицкий может, Орлова может, Ланда может, Дегтярь может, а Чеперухи не могут!

— Да, — встряла Катерина, — Чеперухи не могут, потому что у них маленькие дети и не успеваешь одну дырку заткнуть, как тебе уже три новых светят!

— Аи, аи, аи, какие бедные и несчастные, — пришел в ужас товарищ Дегтярь, но тут же оправился, показал пальцем на бабушку Олю и закричал: пусть у нее спросят, как жила ее мама со своими детьми в этом самом доме в тысяча девятьсот тринадцатом году!

— При чем здесь тринадцатый год? — развела руками бабушка Оля. — Он вспоминает тринадцатый год, как будто мир стоит на одном месте и топчется. Может, вы еще вспомните, что было при Пушкине и при царе Горохе!

— Как вы смеете так говорить о Пушкине! — возмутилась Ляля. — Ставить в один ряд Пушкина и какого-то царя Гороха!

— Ничего, — успокоил Иона Овсеич, — зато, когда надо было отобрать у наших детей форпост под частную квартиру, какой елейный голос мы слышали! Но пусть никто не заблуждается: советская власть умеет гладить не только по шерсти.

— Это угроза? — спросил Зиновий, закладывая ногу с протезом на здоровую ногу.

Нет, ответил товарищ Дегтярь, это не угроза, это просто любопытная параллель. Тем более, что Сталинский исполком, как помнится, разрешил Зиновию Чеперухе и его семье временное проживание в помещении пионерского форпоста.

— А теперь как раз пришла пора напомнить? — нехорошим голосом спросил Зиновий.

— Сынок, — вдруг зашумел старый Чеперуха, — не лезь поперед батьки в пекло. Никто тебе не угрожает, мы немножко погорячились, товарищ Дегтярь немножко погорячился, а надо все по-хорошему, как старые соседи. Овсеич, я не хочу подписываться на двадцать пять рублей, я хочу — на пятьдесят.

Товарищ Дегтярь высоко поднял брови:

— Что ты обращаешься ко мне? Орлова — общественный уполномоченный по займу, обращайся к ней.

— Лялечка, — Иона улыбался, как в далекие молодые годы, когда он еще не ухаживал за своей Олей, — покажите пальчиком, где мы здесь с вами распишемся.

— Тьфу! — сплюнула бабушка Оля. — Франц, подбери свой шванц!

Зиновий внимательно наблюдал, как отец подписывается, пересчитывает деньги — рубли, трешницы, пятерки — и кладет по одной бумажке на стол. Когда закончили, старый Чеперуха пожал руку товарищу Дегтярю и опять повторил, что с людьми надо только по-хорошему.

Ладно, сказал Зиновий, поцеловал Гришу и Мишу, остальным кивнул головой, и так хлопнул дверью, что за стеной у Граника загремело, как в жестяной мастерской.

— Иона, — обратился товарищ Дегтярь, когда тень Зиновия мелькнула за окном, — ты мне доказывал, что с людьми надо только по-хорошему. Я прошу тебя повторить эти слова.

— Овсеич, — ответил не сразу старый Чеперуха, — в народе говорят: утро вечера мудренее. Но бывает исключение, подождем до вечера.

Повторилась вчерашняя история: опять провозились целое утро с Чеперухами и прозевали всех остальных, в том числе Ефима Граника, хотя он живет здесь рядом, за стеной. По адресу Граника товарищ Дегтярь сказал: конечно, он слышал весь разговор от начала до конца, следовательно, мог сам зайти и подписаться, однако не зашел. Нет, возразила Ляля, просто Ефим такой человек, что без приглашения никогда не зайдет в чужой дом.