Александр Плотников - Визитная карточка флота

— В таких случаях надо делать представление главному строителю. Пусть воспитывает своих людей, — нахмурился командир.

— С Павлом Ивановичем Русаковым мы работаем в контакте, — ответил Валейшо. — Только ему пуще нашего достается. Энергии его позавидовать можно. Ему и со своим народом надо ладить, и с соподрядчиками, и с нашим братом — военными. Только успевай поворачиваться…

— Он за это большие деньги получает. А нам с вами дело надо так поставить, чтобы нас хозяевами считали на корабле, а не подсобниками.

— В этом вы правы, товарищ командир, — поскучнел замполит. — Только в заводских условиях не всегда так получается. Экипажу тоже хочется приложить руки к строительству корабля. Народ молодой, силы через край… Ну да теперь, с вашим приходом, все пойдет как следует.

Первый заводской день показался короче медвежьего хвоста. Не успел Урманов разобраться с первостепенными делами, как затихло все на большом корабле. Перестали надсадно стрекотать пневмомолотки, подвывать переносные вентиляторы, не бухали больше тяжелые надстроечные двери. Словно пропал звук в телевизоре.

— Может зашабашим, Сергей Прокофьевич? — смущенно кашлянул замполит.

Урманов взглянул на часы, было уже без четверти двадцать.

— Расхода мы не заказывали, а ужин заканчивается, — напомнил Валейшо.

— Добро. Вы ступайте, Федор Семенович, я чуть погодя…

К ночи похолодало. От вспоротой ледокольным буксиром воды сизыми клубами валил пар. С хрустом крошился под ногами Урманова ноздреватый ледок, покрывший асфальтовые дорожки, порывистый ветер швырял в лицо пригоршни морозных игл. Все это отвлекало Сергея, мешало сосредоточиться, осмыслить первые впечатления. И все-таки четко вырисовывалась главная задача: надо срочно сколачивать коллектив. Матросы не все еще перезнакомились друг с другом, да и офицеры пока живут особняком. Команда «Горделивого» маленькими ручейками растеклась по корабельным шхерам, затерялась среди работяг-заводчан и сливается воедино лишь в столовой да в казарме перед сном. «Такое положение надо с завтрашнего дня похерить», решил командир.

Возле заводской проходной он нагнал главного конструктора. Георг Томп зябко прятал лицо в поднятый меховой воротник пальто.

— Неужто и вам некуда торопиться? — увидев командира, воскликнул он. — Тогда, может, заглянете ко мне? Я живу один, совсем рядом с заводом.

Урманов трудно сближался с людьми; за это его кое-кто считал гордецом, нередко и сам он страдал от своей некоммуникабельности, хотя ему не нравилось это модное словечко. Вряд ли бы он принял приглашение едва знакомого человека, но случай был особый: звал в гости создатель «Горделивого».

— Попьем по-холостяцки чайку с настоящим ямайским ромом. Сын презентовал несколько бутылок после заграничного рейса. Чай с ромом — моя давняя слабость.

Ведущий конструктор жил в небольшой двухкомнатной квартирке пятиэтажного дома времен борьбы с архитектурными излишествами. Высокий Урманов почувствовал себя в ней жирафом в транспортировочной клетке. Снимая шинель в тесной прихожей, задел рукавом плафончик, закрепленный под самым потолком.

— Врачи говорят, что инфаркт — болезнь лифтов и нижних этажей, улыбнулся чуть запыхавшийся на лестнице Томп. — Мне здесь, под самой крышей, эта болезнь не грозит…

В гостиной Урманов с опаской покосился на старинную люстру с гроздьями хрустальных подвесок на уровне его головы, но тут же забыл о ней, увидев редкостную коллекцию. Вдоль стен комнаты на аккуратных стеллажах лежали десятки самых разнообразных раковин и кораллов, чучела экзотических рыб и моллюсков.

— Это наше с Яном хобби, — пояснил Томп. — Трогать руками разрешается, — улыбнулся конструктор. — И прошу извинить за произношение. Полжизни среди русских, а так и не научился выговаривать ваши согласные. Однажды пригрозил побить одного негодяя, получилось «попить», и этот самый негодяй услужливо подал стакан воды!

— Надо же, сколько чудес водится в морях-океанах! Первый раз вижу их собранными вместе.

— Тут лишь крохотный кусочек подводного царства, — сказал Томп. Полного комплекта нет пока ни в одном музее мира, даже у самого Жака Ива Кусто, Мне мой Ян привозит их мешками, но скоро негде станет прописывать, жилплощади на них не полагается!

Хозяин вышел на кухню, оставив гостя наедине с реликвиями глубин. Урманов подошел к полке, на которой громоздились раковины, похожие на причудливые греческие амфоры, взял в руки одну из них, приложил к уху. Сквозь шорохи воздуха из пустотелого нутра моллюска послышалось эхо прибоя, разбивающегося о коралловые рифы далеких южных островов, вечно живое дыхание океана. Этому эффекту морских раковин Сергей не переставал удивляться с несмышленых ребяческих лет.

Положив раковину на место, он перешел к полке напротив, с россыпью ракушечной мелочи. Рядом кокетливо выставляли рожки белые, розовые, палевые и даже совершенно черные кораллы, поражающие ажурной вязью стеблей. Урманову припомнилась прочитанная в юности книга, где говорилось, что раковины и кораллы долгое время служили островитянам Океании в качестве денег. «Георг Томп был бы тогда миллионером!» — улыбнулся он своей мысли.

— Покойная жена поначалу была противницей нашего увлечения, зато потом могла лучшее платье отдать за редкую ракушку! — заговорил Томп, внося поднос, на котором стоял дымящийся электрический самоварчик и несколько крохотных заварных чайничков. — Когда мы с Яном хоронили Лайму, то положили в гроб Яванскую Жемчужину — самую дорогую раковину из нашей коллекции…

— Вы давно один, Георг Оскарович? — деликатно спросил Урманов.

— Нет, всего восемь лет. Но мне кажется, что жена еще вчера была со мной… Хотя почему я один? — спохватившись, улыбнулся Томп. — У меня есть сын! Огромный человечище, пожалуй, повыше вас ростом. Все это останется ему…

Он снова вышел и вернулся с бокастой бутылкой, оплетенной золотистым шнуром.

— Вы были когда-нибудь на Ямайке?.. — спросил Томп. — Я тоже не был, но благодарен людям этого антильского острова за чудесный напиток.

— Считается, что кубинский ром ничуть не хуже.

— «Бокарди»? Может быть, но мы, эстонцы, не любим менять своих привычек.

Томп стал кудесничать с заварными чайничками, сливая кипяток из одного в другой, а затем в третий.

— Позвольте, я вам налью по своему вкусу? Не понравится — выплеснете.

— Будьте любезны, Георг Оскарович.

— Рому следует добавлять вот столько, — показал Томп крошечную серебряную мензурку с длинной ручкой. — Ею пользовались еще мои прадеды…

Подобный чай Урманов в самом деле пил впервые, с каждым глотком ощущая тонкий, неповторимый аромат.