Иван Шевцов - Лесные дали

Женщина не удостоила его взглядом и, продолжая собирать в баночку яйца, ответила довольно недружелюбно:

- А коли б не понимала, то и не делала бы.

И все же он чувствовал, что она не понимает, и попытался было объяснить ей, что муравьи - друзья леса, что они истребляют миллиарды вредных насекомых, что разорять их гнезда запрещено, что, напротив, инструкция рекомендует разводить муравьев, что он, лесник, не позволит безобразничать. Она выслушала его молча, с некоторым удивлением и, пожалуй, даже с любопытством. Затем отошла от муравьиной кучи в сторонку и заговорила, ничуть не оправдываясь, и в словах ее звучало не столько раздражение и обида, сколько тихий, скорбный упрек:

- Послушала я тебя, твою правду, а теперь ты мою выслушай. Я женщина хворая, и никакие доктора со своими лекарствами мне помочь не могут. А только вот этими самыми яйцами и лечусь. Я что - я не как другие, муравьев твоих в бутылку не заманиваю, не изничтожаю их. Я ж только яички ихние собираю.

- Но из яичек рождаются муравьи. Без яичек и цыплят не бывает, - сказал Ярослав уже совсем нестрого. Страдальческий вид женщины, ее слова и тон, которым она говорила, вызвал в нем чувство жалости и некоторой неловкости. А она на его последнее замечание ответила, сокрушенно сбочив голову:

- Так тебе кто ж дороже: козявки эти или человек? - И, вздохнув, прибавила: - Ты молод - разве поймешь.

Ничего не сказал ей Ярослав, даже не спросил, чем она больна, хотя после и пожалел об этом, только махнул рукой и пошел своей дорогой. В ушах его скорбным упреком звучал вопрос хворой женщины: тебе кто дороже, человек или козявка? - и вызывал в нем стыд и смущение.

Из-под ног выпорхнул дрозд, так неожиданно и, главное, так близко, перед самым лицом, что Ярослав даже вздрогнул и остановился. На низеньком гнилом пенечке в гнезде лежало два зеленоватых с крапинками яичка. Чуть было не наступил. Странно: Афанасий Васильевич говорил, что дрозды вьют гнезда на деревьях, чаще всего на молодых елках, примерно на высоте двух метров. А тут, можно сказать, на земле. Должно быть, это был молодой, еще неопытный дрозд. Теперь они оба - и самка и самец - с кошачьим визгом метались невдалеке.

Дрозды отвлекли от неприятных мыслей, навеянных встречей с больной женщиной. Но не доходя с километр до Синей поляны, в густом старом еловом лесу - вот уж чего не ожидал! - Ярослав, что называется, лоб в лоб столкнулся с Кобриным. Николай Николаевич малой солдатской лопаткой срезал под деревьями так называемую лесную подстилку - ценнейший для питания растений перегной - и ссыпал его в прислоненный к ели мешок. Бросит в него две-три лопатки, утрамбует крепкими мускулистыми руками и снова срезает лопаткой верхний слой, да так, что даже корни елей оголяет. Второй, уже полный мешок лежал на низенькой двухосной тележке. Завидев лесника, Кобрин дотронулся пальцем до шляпы и как ни в чем не бывало первым поздоровался. Ярослав в ответ кивнул и уставился на Кобрина требовательным вопросительным взглядом. Но тот сделал вид, что не понял этого взгляда и с деланной наивностью спросил:

- Идете рисовать? - Не дав ответить, без передышки продолжал заискивающе и сладенько: - Вы пойдите в сухой овраг, вот где красота! Там, знаете, буря повалила куст старых берез - целых шесть штук - и через овраг. Вот что попробуйте нарисовать. Я видел вашу картинку у Валентина Георгиевича, ту, что вы на Новый год Алле Петровне подарили. А знаете, она всем понравилась. И мне тоже очень понравилось ваше художество.

- А мне, представьте, совсем не нравится, - мрачно перебил его Ярослав и, кивнув на мешки, прибавил: - Ваше художество.

- Напрасно. Это вы зря: отличнейшая подкормка под огурцы, под помидоры, под яблони. Подо что угодно. И под цветы тоже, - с иронией ответил Кобрин.

- Да, но эта отличная подкормка предназначена не для ваших огурцов, а для вот этих деревьев, которые принадлежат не вам и не мне, а государству.

- Опять за свое. - Толстые губы Кобрина скривились в пренебрежительную улыбку. - Непонятный вы человек, Серегин. Тяжелый.

- Смотря для кого.

- Для людей.

- Для таких лесогубов, как вы и Сойкин, не только тяжелый - вредный. Мешаю вам лес истреблять. Но ничего не поделаешь - служба у меня такая. Так что попрошу вас, гражданин Кобрин, вернуть похищенные вами ценности их законным владельцам.

- Да ты что, шутишь? - круглое розовое лицо Кобрина посерело, темные брови сдвинулись в линию, от большого рта к толстым раздувающимся ноздрям пролегли две глубокие борозды. - Как ты смеешь, мальчишка, обвинять меня, фронтовика, в хищении ценностей?! Что я похитил? У кого?! - Он широко открывал свой большой, бегемотов рот, обнажая крепкие зубы.

- Корм похитил. У деревьев. Им и верни, - строго и спокойно ответил Ярослав.

- А больше ты ничего не хочешь? - теперь глазки Кобрина колюче смотрели сквозь узенькие сощуренные амбразуры. - Ничего не выйдет у тебя, Серегин. Ты плохо знаешь законы. Где сказано, что гражданин Советского Союза не имеет права накопать в лесу два мешка земли? Ну?

- Для начала мы составим протокол. А потом поговорим о законах, - твердо сказал Ярослав и, уходя в сторону Словеней, прибавил: - Я буду с понятыми ожидать вас в селе, возле вашего дома.

И быстро зашагал в чащу. Когда деревья скрыли его от глаз Кобрина, Ярослав свернул вправо и пошел к Синей поляне: не срывать же встречу со школьниками из-за наглого браконьера, которого и в самом деле к ответственности не привлечешь. Но Ярослав был почти убежден, что, опасаясь скандала, Кобрин возвратится домой порожняком.

Он пришел на Синюю поляну минут за сорок до назначенного срока и, остановившись там, где некогда стояли красавицы сосны, начал писать опушку березовой рощи, стараясь забыть и муравьев и Кобрина.

Ребята пришли вовремя, шумные и голосистые, как стая свиристелей, окружили Ярослава, но любопытство их привлекал не столько лесник, сколько художник, вернее, его сырой, еще незаконченный этюд. Толпились, обсуждали вслух, довольные, что сам Серегин не мешал им - разговаривал с учительницей. Алла Петровна спросила сразу, как только поздоровались, тихо и проникновенно:

- Волнуетесь?

- Вам случайно Кобрин сегодня не встретился? - спросил Ярослав вместо ответа.

- Встретился. - Чаичья бровь Аллы взметнулась. - С тележкой. Из леса шел. Но тележка пустая. А что? Случилось что-нибудь?

- Да нет. Просто мы с ним в лесу обменялись любезностями.

- Вы не можете простить ему эти сосны? Я вас понимаю. - Алла посмотрела на стоящие кольцом толстые смолистые пни, похожие на табуретки, тяжелым горестным взглядом.

- Я-то, быть может, и простил бы, а вот они… - Ярослав посмотрел на ребят. - Они не простят. Не должны.

- Может, именно с этих сосен и начнем беседу? - угадывая его мысли, предложила Алла.