Иван Шевцов - Во имя отца и сына

- Я хотел поговорить с вами, Алексей Васильевич, насчет нашего народного театра.

- А что ж тут говорить, - поспешно отозвался Посадов. - Дело ясное, так сказать, причины налицо. Поставили мы три спектакля. На энтузиазме. Сыграли по два раза. Вот и все. Овчинка выделки не стоит. На подготовку спектакля уходит масса времени, сил, энергии. Репетируешь месяцами, а играешь два раза. Ну куда ж такая расточительность!

- Нерентабельно, как у нас говорят?

- Вот именно, - подтвердил Посадов.

- Ну, а если развесить афиши по городу, давать спектакли не только для своих, заводских, а для всех желающих? - предложил Емельян.

- Вряд ли поможет, - усомнился Посадов. - Столичный зритель набалованный, он так рассуждает: вот еще, какой-то самодеятельный, стоит ли тратить время и деньги, лучше схожу в кино или посижу у телевизора, сэкономлю рупь. Или пойду футбол смотреть. Там много думать не надо. Ори во всю глотку, свисти что есть духу, топай ногами, тряси кулаками. Словом, давай волю необузданным инстинктам далеких предков.

Глебов не был болельщиком, однако не разделял взглядов Посадова на футбол. Спорить же не стал.

- А если для затравки пустить несколько спектаклей бесплатно? - предложил Глебов. - Или, скажем, не зрителя к себе вызывать, а самим идти к зрителю, выступать в клубах и Дворцах культуры других заводов. В Москве таких наберется не один десяток.

- Все это слова, - вдруг охладил его пафос Посадов. - А мне нужна конкретная помощь. Средства нужны.

- Найдем, - пообещал Глебов. - Что еще?

- Для начала хватит.

Трое юношей и две девушки возвращались из Дворца культуры домой. На улицу вышли все разом. Остановились ненадолго, пожав на прощание друг другу руки. Закуривая сигарету, Коля Лугов хмуро сказал:

- Я все думаю, где мы с ним встречались? Ну такое знакомое лицо, что…

- Чье лицо? - перебил Саша.

- Да этого, секретаря парткома, Глебова.

- Вчера в цехе виделись, - напомнил Саша. - Вспомни. Склероз?

- Не-ет, где-то раньше, - не согласился Коля.

- Я начинаю околевать, - поежилась Вероника.

- Коля, не околевай нас, - скаламбурил Саша.

- Итак, кто куда? - спросил Коля.

- Нам с Сашей по пути, - отозвалась Вероника и крепко взяла Сашу под руку. Делая вид, что ей холодно, она прижалась к нему.

- Нам налево, - объявил Саша, поднимая цигейковый шалевый воротник и по-черепашьи втягивая в него голову: он зимой и летом ходил без головного убора.

- В таком случае нам с Юлей направо, - неуверенно произнес Роман Архипов, восхищенно глядя на Юлю.

- Что ж остается мне? - проронил Коля. - Единственное: идти прямо, только прямо. Мой путь ровный, как штык…

- Или как характер Алексея Васильевича, - вставил Саша и попрощался: - Покедова, мальчики. До завтра.

Когда все разошлись, Вероника сунула свою руку в карман Сашиного короткого полупальто и, сжимая его теплую руку, заметила:

- Ворчун твой Алексей Васильевич. Ворчит, ворчит, как старый дед, всем недоволен, все ему не так. И во всем винит молодежь. Допотопный он какой-то, весь в прошлом.

- Брось нападать на старика. Тоже мне - "вся в будущем". Правдивый старик.

- Ты его не защищай.

- Я себя защищаю - буду и я стариком, и тоже буду ворчать на молодежь, - ответил Саша, убыстряя шаг. - Мы на троллейбусе или на автобусе?

- Все равно. Лучше, конечно, на такси. - На ней было осеннее пальтишко.

- Не вижу предлога для расточительства.

- Я пошутила. Миллионер - Климов-старший, а Климов-младший - пролетарий.

- - Живем на свою зарплату.

Под ногами скрипел сухой от мороза снег. Окна троллейбусов стали матовыми. На остановке была еще одна парочка.

- Нет, действительно, - не унималась Вероника, - почему он не хочет понять тех, у кого другой вкус?

- Кто это "он"? Назови имя.

- Посадов твой.

- А-а. Все не можешь успокоиться.

- Пристал: "Дайте Шишкова". - "А у нас нет Шишкова". - "Как это нет?" - "А вот так: нет - и все. Не имеем. И вообще вы первый спрашиваете Шишкова". - "Позвольте, вы давно тут работаете?" - "Уже скоро год". - "Ага, значит, без году неделя. А уже обобщения делаете, не интересуются, мол, читатели Шишковым". И пошел, и пошел. Барахла, мол, всякого понавыставляли, приличных книг у вас нет. - Она забавно имитировала голос Посадова.

- Критику надо признавать. Иначе ты не сможешь двигаться.

- Это как?

- Двигаться. Вперед. Вон как троллейбус… Кажется, идет. Значит, уедем.

- Нет, правда же, если когда-то в молодости он увлекался Тургеневым, так и мы должны восторгаться всякими там дворянскими гнездами. Скажи, я не права?

Они вошли в полупустой троллейбус. Это избавило Сашу от необходимости отвечать на беспредметный, как он считал, вопрос девушки. Но Веронику было трудно остановить: она не умела молчать и в троллейбусе тараторила без умолку.

- Новый секретарь парткома, видно, тоже штучка: Островский ему, видите ли, срочно потребовался, Фучик, Джалиль и еще что-то в этом роде. Говорит, не ту литературу пропагандируем.

- И правильно говорит, - согласился Саша. Это еще больше подстегнуло Веронику.

- Что ж тут правильного? Подумаешь, законодатели какие! Им, видите ли, подавай Шишкова с Фучиком и тэ дэ. А нас от них в сон клонит. Мне абстрактное искусство нравится. Но значит ли это, что я плохой человек?

- Совсем не значит. Ты славный человек, и мы с тобой уже давно пришли к такому выводу.

Вероника вдруг притихла. Она, в общем-то, была безобидной, симпатичной девушкой. Выдержав самую большую паузу, на которую только была способна, она печально молвила:

- Тебе скучно со мной? Да, Саша?

- Мне ни с кем не бывает скучно, - улыбнулся Саша и сдавил ее холодную руку.

- И ты никогда-никогда не грустил?

- Нет. Я безнадежный оптимист.

- Ты все шутишь. Хоть бы раз увидеть тебя серьезным.

- Ежедневно в шесть тридцать утра, когда звонит будильник. Кроме выходных и праздников… Нам сейчас выходить. Чуть было не проехали.

- А мороз, по-моему, немножко отпустил. А, Саша? Ведь верно?

- Просто ты акклиматизировалась.

- Саша, пойдем в кино?

- Сейчас? Поздно…

- Ну завтра.

- Не могу. Мы занимаемся у Ромашки.

- Чем?

- Чем занимаются непризнанные изобретатели? Не знаешь?

- Разным-всяким. А девочки вас навещают?

- Нет. Мы патентованные женоненавистники.

- Рассказывай. Я видела, как твой Ромашка смотрел на Юльку. Все зенки проглядел.

- Это он таким способом выражал ей свое презрение.

- Нет, серьезно, Саша, пригласи меня. Я не помешаю вам. Буду сидеть и смотреть… на тебя.

- Кто поверит? Ты в первую же минуту сцепишься с Романом. У вас полярно противоположные платформы. У него на стене Репин, Рембрандт, два Серова - старый и новый, два Герасимова и Павел Корин, палехский пейзаж в натуральной березовой рамочке с берестой и ветками.

- А Юля бывает у него?