Константинэ Гамсахурдиа - Похищение Луны

Точно кадры на экране, мелькали перед ней лица византийских кесарей и грузинских царей, иранских шахов, бесчисленных князей, святых, монахов, феодалов Грузии.

Они вошли в хевсурский зал этнографического отдела. Здесь у Тараша развязался язык. Он хорошо был знаком с Хевсуретией, отчасти по собственным исследованиям, отчасти благодаря трудам других этнографов. А перед Каролиной открылся новый, неведомый ей мир. Она не могла поверить, что на расстоянии ста километров от Тбилиси сохранилось племя, которое поклоняется языческим идолам и в век авиации носит кольчугу и металлический башлык.

Тараш прочел вырезанные на дереве стихи, рассказал о «цацлоба», [55] Цацлоба— древний обычай интимного общения мужчины женщины, исключающий половые сношения; бытовал в прошлом в горных районах Восточной Грузии. о хевсурском рыцарстве, о кровной мести, о замкнутости и удали хевсуров.

Потом он повел их в сванский зал.

Обстановка сванского крестьянского дома привела Каролину в восторг.

— Я с удовольствием пожила бы в таком доме! — воскликнула она. (Аккуратная немка не знала, что вблизи все это далеко не так чисто, как кажется на музейных макетах.)

Пусть читатель представит себе обыкновенный очаг, отверстие в потолке для выхода дыма и спущенную сверху цепь, оканчивающуюся крюком для медного котла. Вокруг очага в определенном порядке расположены сиденья разных размеров и треногие стулья.

— Самое большое из кресел, украшенное резьбой, принадлежит старейшему рода — Кора Махвшу, — объяснил Тараш. — Дальше по старшинству рассаживаются остальные члены семьи.

Возле дома была макетная перегородка с маленькими окнами. И здесь соблюдена та же иерархия: из первого окна хлева выглядывает голова лучшего быка, затем идут бычки, в самом конце — коровы и телята.

— Это забавно, — говорит Каролина. Осмотрели и сванскую одежду.

Тараш обратил внимание Каролины на великанскую чоху Константина Дадешкелиани, последнего владетельного князя Сванетии.

— Этим огромным кинжалом Дадешкелиани снес голову Гагарину — кутаисскому губернатору.

Затем он стал рассказывать о древних культах, указал на расположенные в ряд глыбы с наименованиями божеств — остатки почитания камня.

Тут был «камень-сердце» и «камень-мать», окруженный крошечными камешками — «детками». «Детки» ютились под выветренными краями глыбы, словно цыплята под крылом наседки.

Каролина смеялась. Тараш стоял в задумчивости. Тщетно пытался он отыскать аналогию этому культу в греческих мифах.

Тамар не произносила ни слова, прикрывая молчанием свое незнание и отсутствие интереса ко всем этим мудреным вещам.

Когда подошли к отделению рукописей, она стала жаловаться на головную боль.

— Отложим этот раздел на завтра, — просила она.

— Нет, завтра я должна вести Татию к доктору, — возразила Каролина. — Раз пришли, то уж осмотрим все до конца.

В отделении манускриптов их встретил хранитель — высокий седобородый человек с ясными глазами, чем-то походивший на монаха. На миниатюрах грузинских евангелий Тарашу приходилось видеть вот таких же седых и согбенных апостолов.

— Странно, — сказал Тараш Каролине, когда хранитель рукописей пошел за ключами, — сотрудники библиотек и музеев постепенно становятся похожими на тени. Ступают так беззвучно, точно, ожив, они сошли с книжных иллюстраций или миниатюр.

Раскрылись массивные двери сейфов.

— Какой эпохи ваши памятники? — спросила Каролина.

— С V по XIX век, — ответил хранитель. Он развернул пергаментный палимпсест.

— Прочтите-ка первые строки, — попросил Тараш. Хранитель прочел первую попавшуюся строку: «Итак, возлюбленные, я папишу скорее, чем слово вымолвить успеете»…

— Эта рукопись переписана в X веке грузинскими монахами в Палестине… В XIX веке ее купил какой-то русский путешественник, потом она была приобретена Петербургской публичной библиотекой как «Эфиопский кодекс». А большевики привезли ее в Грузию.

— А теперь прочтите вы, — предложила Каролина Тарашу, когда хранитель показал им «Обращение Грузии в христианство».

Тараш с трудом разобрал:

«…И оставил кесарь Ираклий Джибго Эристави для осады крепости, сам же пошел войной на царя иранского.

Спустя немного дней опый Джибго крепость взял и, схватив цихистави, наполнил ему рот золотом, потом же с живого кожу содрал»…

И Тараш рассказал своим спутницам, как начальник крепости предрек кесарю Ираклию победу над иранцами.

— За доброе предсказание наполнили ему рот золотом, а за непокорность содрали кожу.

Каролина наугад положила палец на строку астрологического свитка. Тараш перевел:

«И есть их двунадесять созвездий:

Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей, Рыбы…»

На грамоте царя-энциклопедиста Вахтанга VI был изображен двуглавый орел рода Багратиони, держащий в когтях саблю и перо.

— Даже Багратиони знали ту истину, что перо может быть не менее смертоносным, чем сабля, — заметил Тараш.

Он взял в руки одну из книг, переписанных для царицы Тамар, пощупал пергамент. Спросил, почему он такой мягкий.

— Это написано на коже ягнят-недоносков. Многие сотни ягнят понадобились, должно быть, для одной этой книги.

Каролина, охваченная любопытством, рассматривала миниатюры.

Любуясь апостолом, склонившимся над рукописью, она заметила:

— Как величава поза человека, севшего за писание.

Несокрушимой твердостью духа веяло от этой чудесной рукописи.

Ангелы, изогнувшиеся, как грузинское? служили заглавными буквами строф; женщина-кентавр играла на чонгури; фазаны, серны, джейраны, кречеты, крылатые львы, обезьяны, павлины были изображены с виртуозным искусством.

— А вот знаменитая «Пархальская хрестоматия», — торжественно объявил хранитель. — Удивительна судьба этой книги. С X века она хранилась в юго-западной Грузии. Весь край впоследствии был отуречен, население переменило вероисповедание, а книга все-таки сохранилась. В XVII веке ее выкупила царица Мариам.

Затем хранитель снял с полки Евангелие, заказанное в XVII веке переписчику одним крестьянином.

— Две десятины отдал крестьянин переписчику за его работу.

Еще больший интерес вызвало «Чтение», переписанное в XI веке в Константинополе для императрицы Мариам — дочери грузинского царя Ваграта IV и жены Михаила Дука, византийского императора.

Взяв в руки большой фолиант, Тараш прочел приписку:

«Спаси мя, господи, и помилуй, — просил раб божий Габриел Патарая, переписчик этого огромного труда. — …Габриел Скавели и Габриел Хорга премного мне помогли, когда нуждался я, и хлеб мне подали, Иоанн же Оборванец поднес мне вина», — слышался со страниц рукописи его жалобный голос.