Анатолий Алексин - Рассказы

Сосед был старый холостяк. По воскресеньям он делал себе маникюр, ходил по улице в глухих черных ботах и очень много говорил о своем здоровье. Катя давно уже считала, что если бы ей нужно было объяснить понятие «старый холостяк», то она бы написала так: «Это человек, думающий только о себе». И когда однажды в школе учительница предложила написать домашнее сочинение на тему «Кого ты любишь и кого не любишь», Катя на последний вопрос ответила совершенно неожиданно: «Не люблю старых холостяков!»

В тот день, когда Катя, как выразился начальник отдела доставки, «заступила на должность», вечерние газеты пришли поздно. Начальник отдела был вялый, рыхлый мужчина неопределенного возраста. Он лениво поднял голову от журнала и сказал:

— Ничего-о, завтра утром доставим. Газеты не хлеб…

Катя взглянула на тяжелые кипы газет и вдруг вспомнила, как все в их квартире вечером по нескольку раз выбегают в парадное и заглядывают в почтовый ящик.

— А если все-таки… если все-таки сегодня разнести? Ведь люди ждут, — робко сказала она.

Начальник усмехнулся:

— А мы что же, не люди?

Три почтальона, семейные женщины, которые торопились домой, сделали вид, что не слышали Катю. Другие заколебались.

— А что ж, несколько раз сходим, нагрузимся потяжелее и все улицы обслужим, — уже уверенней предложила Катя.

Вскоре Катя узнала, что почта приносит людям не только радость.

В одну из квартир часто приходили заказные письма. Адрес на конвертах всегда был написан одним и тем же четким, каллиграфическим почерком. Почерк был почему-то неприятен Кате: ей казалось, что эти ровные буквы словно бы неживые. В получении писем всегда расписывалась пожилая женщина. Каждое новое письмо она разглядывала с таким видом, будто раздумывала: взять ли его или, может быть, вернуть обратно?

Однажды женщина заплакала. Катя коснулась ее плеча.

— Что вы? Что вы, Екатерина Дмитриевна? — И желая хоть чем-нибудь утешить ее, весело добавила: — А меня тоже Катей зовут…

Женщина рукавом вытерла глаза и удивленно взглянула на Катю.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Так это же очень просто. Оно на конверте написано.

Женщина с трудом улыбнулась:

— Да, верно.

Ей нужно было поделиться с кем-нибудь, а никого, кроме Кати, рядом не было. И она медленно проговорила:

— От сына получаю. В семидесяти километрах от города работает, а вот уж три года никак не может заехать… Времени, что ли, не хватает? А письма? Словно для отчетности сочиняет: «Как дела? Будь здорова и счастлива!» Счастлива… И заказные все присылает, чтобы квитанции, что ли, на всякий случай сохранились: дескать, забочусь о матери! А зачем? Предъявлять-то их все равно не придется. Один он у меня…

Посмотрев на обратный адрес, женщина добавила:

— Вы и его имя, стало быть, тоже знаете? Да, да… Витя… Виктор Павлович…

И вдруг, будто испугавшись, поспешно заговорила:

— Нет, нет, вы не думайте! Он вообще-то неплохой. Он — хороший, добрый. Только вот времени, должно быть, не хватает.

И она неловко прикрыла название учреждения, где работает ее сын (в обратном адресе было указано: «СМУ-37»). Да, мать оставалась матерью.

А Катя подумала, что Виктор Павлович нарочно дает матери служебный адрес: пусть на работе знают, что он переписывается, что он — внимательный и заботливый.

В тот же вечер Катя послала Виктору Павловичу письмо: «Вы меня не знаете. Я просто почтальон. И ношу письма Вашей матери. Она очень ждет вас (не писем, а вас самого!), но вы все не едете и не едете. Ну что вам стоит: навестите ее! Пожалуйста! Я очень прошу вас: приезжайте!»

Виктор Павлович прислал на почту заказное письмо, написанное нервным и потому не таким уже каллиграфическим почерком. Он возмущенно писал о том, что почтальон по имени Катя («фамилию свою она назвать не отважилась!») нарушила его гражданские права, нарушила тайну переписки — и «заслуживает административного взыскания!».

Катю вызвал к себе начальник почтамта, или «главный», как называли его почтальоны. «Главный» был полковником в отставке. Он привык командовать танкистами, но впервые, кажется, попал в такую «боевую часть», почти весь личный состав которой состоял из женщин.

— Видел я в своей жизни боевые соединения, — говорил начальник, — но такого боевого еще не встречал!

«Главного» любили и уважали. Первое, что он сделал, придя на почтамт, — это переселился из маленькой комнатушки, которую все привыкли почтительно именовать «кабинетом», прямо в огромный зал, где девушки за стеклянными окошками принимали телеграммы, упаковывали бандероли, выдавали денежные переводы.

«Главный» то и дело приходил им на помощь: подсчитывал суммы на счетах и даже перебирал пухлые пачки писем, приходящих до востребования.

— Люди не должны ждать, — говорил начальник. — Не для того им свободное время дано, чтобы в очередях простаивать!

С Катей «главный» разговаривал там же, в большом зале, чуть притихшем в полуденную пору, когда весь город был на работе. Он не стал спрашивать, нравится ли Кате ее новая работа, а прямо и уверенно сказал:

— Работа у вас — ничего… Благородная, по-моему, работа! Я вот как утром услышу шуршание в почтовом ящике (газеты принесли!) — так знаю: день начался. А заканчиваю день — вечерней газетой. Вы ведь приносите все самые последние новости, все самые важные сообщения… А письма? Да-а, вас-то всегда ждут люди, вам-то уж всегда рады!

— И мне тоже… нравится, — тихо согласилась Катя.

— Вижу. Знаю! И как по вечерам газеты за других почтальонов разносили, тоже знаю. Только вот жалуются на вас.

Катя вздрогнула от неожиданности:

— Кто жалуется?

«Главный» протянул ей письмо, в котором Виктор Павлович требовал «административного взыскания» почтальону. Катя медленно прочла это письмо. «Главный» исподлобья внимательно наблюдал за нею.

— Что же вы в чужую жизнь вмешиваетесь? — спросил он.

Катя вспыхнула:

— Тогда вы меня на другую работу переведите! Я не могу просто так… механически: получите, распишитесь — и точка! Не могу я… Там вот, в пятой квартире, юноша один живет, студент. По вечерам от него часто вином попахивает, а из квартиры так музыка гремит, что я просто удивляюсь, как это соседи выдерживают. И все время переводы из Заполярья получает: родители работают и ему, значит, денежки шлют, не скупятся, а он, значит, гуляет. Не хочу я ему больше эти переводы носить!

Нет уж, что хотите делайте, а я им туда, в Заполярье, тоже письмо напишу, чтобы денег больше не присылали. Пусть на стипендию живет. Я вот когда в институт поступлю, у родителей ни копеечки брать не буду! Честное слово. Уж лучше переведите меня на другую работу!

— И переведу! — сказал «главный». — Вот возьму да и сделаю вас начальником отдела доставки! Вы ведь со средним образованием, так что попыхтите немного — и справитесь.