Агния Кузнецова (Маркова) - Чертова дюжина

Чем-то он отличался от солдат, заходивших сюда. Те чувствовали себя хозяевами – широко раскрыв дверь, не утруждали себя закрыть ее, хотя на улице было уже холодно. А этот, быстро закрыв за собой дверь, перешагнул порог кухни, вздохнул облегченно, громко, сел на табурет против окна, снял стальную каску и положил ее на стул.

Все тихо ахнули. В этом восклицании были удивление, радость и тревога.

Перед ними сидел похудевший, но такой же свежий и румяный Тарас Викентьевич Гринько.

– Это письмо ты, Затеева, передашь Игорю Андреевичу Куренкову. Он и еще группа товарищей скрываются у Марфы Злобиной. Ты, а не Зарахович, – повторил он, увидев, как дрогнули густые брови Кости, – передашь еще этот револьвер. Он заряжен. Осторожнее. Ну, да помню – в тире ты первой была, с оружием, стало быть, умеешь обращаться.

Тарас Викентьевич осторожно передал Дине записку, маленький револьвер и устало поднялся.

Только теперь пришла в себя от изумления Семеновна.

– Да куда же вы? Отдохните. Сюда они не зайдут… – зашептала она. – Да как же это вы среди бела-то дня?..

– Да так вот! – улыбнулся Гринько. – Прощайте, друзья, не отчаивайтесь. О вас я все знаю. Будет время —и вы услышите о партизанском отряде «Жар-птица».

Он направился к двери.

– Подождите, Тарас Викентьевич, – умоляющим голосом остановил его Костя. – Скажите, где искать вас…

– Этого я пока не скажу тебе, Зарахович.

Костя опустил голову.

– Что же дальше-то будет? – прошептала Семеновна.

– Когда-нибудь снова все будет хорошо, – ответил Тарас Викентьевич. – Только не нужно терять надежды. Да еще, Зарахович, не нужно горячиться. Я ведь знаю тебя.

Тарас Викентьевич с улыбкой погрозил пальцем Косте, надел каску и пошел.

– Боже милостивый, хоть бы темна дождался, – умоляюще прошептала Семеновна.

Но Гринько молча вышел, а Семеновна, Костя и Дина бросились к окну и, замирая от страха, смотрели вслед его коренастой фигуре.

Он шел тихо, точно прогуливаясь по двору. У костра на корточках сидели немцы. Тарас Викентьевич остановился, достал папироску и, к величайшему ужасу Семеновны, Кости и Дины, остановился около немцев и, разговаривая, стал прикуривать от костра.

– Ох, отчаянный человек! – воскликнула Семеновна.

– Ой, скорее, скорее идите, – шептала Дина, прижимаясь лицом к стеклу, будто Гринько мог услышать ее.

Костя тяжело переводил дыхание, нервно сжимал кулаки.

Тарас Викентьевич затянулся, сплюнул и пошел к воротам.

Когда он скрылся из вида, Костя сияющими глазами взглянул на Дину.

– Вот это сила! – горячо воскликнул он, и Дина сквозь слезы радостно улыбнулась ему.

Ночью на разные лады завывала вьюга, пела она заунывно и жутко в трубе дома, стонала под окнами и грохотала оторванным железом на крыше.

В эту ночь Семеновна, Костя и Дина не могли уснуть. Появление Тараса Викентьевича настолько взволновало и обрадовало их, что им было не до сна.

Они делились друг с другом предположениями о том, где может находиться партизанский отряд «Жар-птица», как удалось Гринько пройти в школьный двор, как узнал он, что Дина, Костя и Семеновна находятся здесь.

Они решали сообща, когда и как выбраться Дине для выполнения поручения Тараса Викентьевича.

Дина радовалась тому, что именно ей поручил Гринько это важное дело, радовалась предстоящей встрече с Куренковым и вместе с тем холодела от ужаса, представляя, как пойдет она одна по городу, занятому врагами.

Семеновна посоветовала Дине идти искать Куренкова через несколько дней, а пока помогать ей в работе, чтобы примелькаться немцам.

– Тогда тебе будет совсем нетрудно из двора выйти, – заключила она, и Дина с Костей согласились с предложением Семеновны.

Не откладывая, Дина пришила в складки юбки потайной карман и спрятала туда маленький револьвер с запиской.

Под утро Семеновна прилегла на кровать и, не раздеваясь, заснула. А Дина с Костей продолжали сидеть на ящике.

– Костя! – вполголоса спросила Дина. – В тот день, когда мы с мамой бежали к машинам, помнишь, ты сказал, что останешься в городе выполнять какое-то важное дело? Скажи, какое это дело?

Она опустила голову и подумала, что Костя откажется отвечать на этот вопрос. Но он неожиданно сказал:

– Хорошо!

Дина легко вздохнула и подняла голову.

– У меня от тебя, Дина, нет тайн, – продолжал Костя, внимательно глядя ей в лицо.

Когда Костя смотрел на нее такими глазами, она вспоминала фразу из его письма: «Ты лучше всех девчонок в мире», и ей казалось, что в такие минуты он думал именно об этом, и она боялась, чтобы Костя не сказал этого вслух.

Но сейчас она почувствовала, что Костя расскажет ей что-то другое, более значительное.

Он взял Дину за руку, придвинулся к ней и зашептал, склонившись к ее уху.

Поздно вечером раздался громкий стук в дверь.

Семеновна вздрогнула и, украдкой взглянув на Дину и Костю, пошла открывать.

Дина побледнела. Чашка с чаем выпала у нее из рук и разбилась. Не сводя глаз с двери, она растерянно, медленно поднялась со стула.

Волнение Дины передалось и Косте. Он вскочил, шумно отодвинул стул и дрожащими пальцами почему-то старательно стал застегивать курточку.

В сенях Семеновна торопливо перекрестилась и прошептала:

– Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его! – Она отодвинула засов и не успела потянуть к себе дверь, как та с шумом открылась, больно ударив ее в плечо.

В комнату, оттесняя старуху, быстро прошли вооруженные немцы: офицер и два солдата. Равнодушным взглядом окинули они Семеновну и прошли мимо, не замечая ее, так же, как не заметили в сенях кадку с водой и в углу ворох лыж с палками.

Тоненькую, высокую девочку с испуганными глазами они, однако, заметили, и один из солдат сказал про нее на своем языке, должно быть, что-то пошленькое и смешное. Остальные засмеялись.

Костя хорошо владел немецким языком и понял смысл фразы. Он вспыхнул и опустил голову. Немцы внимательно и долго рассматривали Костю.

– Иудей? – спросил офицер.

– Да, я еврей, – твердо ответил Костя и поспешно добавил, указывая на Дину: – Она русская.

– Где отец, мать? – чисто выговаривая слова, спросил тот же немец.

– Он сирота, у меня живет, – проговорила Семеновна. Она стояла у двери, по привычке замотав фартуком кисти рук, и мрачно смотрела на немцев.

Офицер с ног до головы окинул взглядом дородную старуху и вдруг пошутил:

– Ну, баба! Гренадер! – Он очень хорошо владел русским языком, но, как у большинства иностранцев, выговор его был слишком мягок.

Он подошел к Дине, похлопал ее по плечу и сказал:

– Пусть барышня не боится нас.

Дина взглянула на него.

Высокий, стройный, молодой офицер в самом деле не казался ей теперь страшным. У него было добродушное, простое лицо, смеющиеся серые глаза и прямой нос, но легкие складки у тонкого бледного рта придавали лицу его усталое и надменное выражение.