Агния Кузнецова (Маркова) - Свет-трава

Игорь был убежден в своей правоте. Он иронически просмотрел заметки на полях рукописи, то и дело шепча:

– Идиоты! Ничего не поняли!

Незаметно сзади подошел Федя – босой, в трусах, в причудливой шляпе из газетной бумаги. На ярко-розовых лопатках и на плечах его лоскутками висела обгоревшая кожа. Шелушился и нос. Как и большинство блондинов, он не загорал, а сгорал и шутил над собой, что по нескольку раз в лето меняет шкуру.

Некоторое время Федя с изумлением смотрел на Игоря, пытаясь понять, что с ним произошло. Затем через плечо друга заглянул на разорванный конверт со штампом московского журнала и все понял. У него сжалось сердце: забраковали произведение Игоря, литературные способности которого он считал вне сомнения и возлагал столько надежд на него! Вот он, первый удар на самостоятельном жизненном пути. Как-то Игорь отнесется к нему? А вдруг бросит писать?

Федя ласково положил руку на плечо товарища, приготовился сказать слово утешения, но тот вскочил, снова скомкал в руках рецензию, сунул ее и свернутую в трубочку рукопись в карман и, не говоря ни слова, не взглянув на Федю, исчез в кустах.

Огородами он выбежал к реке, остановился на зеленом берегу, торопливо разделся, бросился в воду и, прикрывая глаза, поплыл навстречу солнцу. Он нырял, плавал от берега к берегу до тех пор, пока не замерз, тогда вышел из воды, оделся и побежал в горы.

По каменистым выступам, скользя и хватаясь за кустарник, он поднялся на Змеиную гору и быстро пошел по заросшей тропинке. Она вилась по хребту. По обе стороны ее росли молодые елки. Свежий еловый запах разливался над горой, поглотал аромат цветов и прелый, томительный настой опавшей, прошлогодней хвои.

Игорь остановился, с удовольствием вдыхая этот легкий, бодрящий еловый запах. Он устал и чувствовал, как остывал в нем несносный душевный жар, уступая место здравому разуму.

Он сел на траву. К голове и спине его успокаивающе прикоснулись душистые, мягкие ветви пихты. Солнце зашло за сопку, и сразу же схлынул зной. Потянул свежий ветерок. Принес запах грибов. Игорь лег на живот, заглянул под ствол пихты, заслоненный до самой земли опущенными ветвями. Там пряталось семейство рыжиков, таких нарядных и молодых, что он не посмел притронуться к ним.

Послышалось щелканье бича. Егорыч гнал стадо. Игорь вскочил. С громким блеянием пронесся мимо него поток белых и черных овец. Они бежали тесно друг к другу и напоминали пенистые валы Зеленого озера.

Егорыч метался по кустам, зычно приговаривая:

– Провалиться бы вам, окаянным, в тартарары кверх ногами!

Игорь с улыбкой прислушался к необычной ругани пастуха.

– Дьяволы кудлатые! Ишь куды прешь?! – воевал старик в кустах с отставшими овцами.

Стадо принесло с собой комаров. Они звенели, кружились над головой, больно кусали едва прикрытое майкой тело.

Игорь вспомнил, что Федя восторгался Егорычем как новатором. Но тогда он так и не расспросил, чем именно замечателен пастух. Теперь Игоря это заинтересовало, и он решил завтра же побывать у Егорыча на пастбище.

Захотелось увидеть Федю, показать ему рецензию, поговорить, послушать, что скажет он.

Игорь пролез сквозь густой кустарник и не спеша стал спускаться с горы.

А Федя с момента бегства Игоря сидел у ворот на завалинке и терпеливо ждал, когда перебесившийся друг явится к нему на задушевную беседу.

На село опускались сумерки. Вздымая густую пыль, по дороге пробежало стадо овец. Щелкая бичом и посылая овец в ад на вечное пекло, сзади спешил Егорыч.

За овцами степенно проследовали коровы, разбредаясь по дворам. У реки девчонка в длинном платье подзывала забредшего на остров теленка.

– Доча, доча, доча! – на одной ноте кричала она.

По селу с песнями прошли девушки со свинофермы.

Прогудел трактор, прошумело несколько машин с сеном.

То там, то здесь из труб домов потянулся в небо дымок. Готовился ужин.

Во дворе Наталья Родионовна гремела подойником и сердито покрикивала на корову, которую три года назад Федя назвал Лирой. Вскоре Наталья Родионовна открыла певшую на все лады калитку и позвала Федю ужинать.

– Игоря дождусь, бабуся! – ответил Федя. – Вон, кажется, шагает, – показал он на темную фигуру вдали.

Это был действительно Игорь. Он подошел, сел рядом с Федей и, как всегда, без всяких предисловий заговорил о главном:

– В журнале мой рассказ забраковали. Пишут, что автор не знает жизни, что главный герой – тип отрицательный, его надо развенчать, автор же умиляется им. Да сам прочтешь, пойдем.

Друзья поднялись и пошли в дом. В угоду Наталье Родионовне они прежде всего сели за стол. На подносе начищенный самовар распевал старинные песни. В миске в сотах серебрился мед, дымились запеченные в русской печке картошки со сметаной. Горкой лежали на блюде зажаренные в яйцах пескари – Федин улов за сегодняшнее утро.

Друзья ели, негромко переговаривались. Старики в разговор не вмешивались, понимая всю его серьезность.

Федя внимательно прочитал рецензию.

– Слушай, Игорь, – сказал он, глазами указывая на бумагу, – на меня она не произвела впечатления убийственной. Тебе сгоряча так показалось. Вот, смотри. – Он положил лист перед Игорем и, читая вслух, водил пальцем по строчкам: – «Автору удался образ Сени Резникова… Ярко и выразительно написана сцена в общежитии… Автор своеобразно и поэтично описывает природу… Все это говорит о бесспорных способностях автора».

– Видишь, сколько хорошего написано о рассказе! О первом рассказе, Игорь. Я думаю, многие начинающие авторы тебе могут позавидовать.

Игорь с удовольствием слушал Федю. Уходила давящая тяжесть. Действительно сгоряча он и не вдумался в те добрые слова, которых в рецензии было не мало.

– Но все же рассказ не приняли! – упрямо возразил он. – Ну и хватит об этом. Пойдем спать.

Они вышли на улицу. Спокойная тишина ночи обнимала село. Только далекий вой какой-то тоскующей собаки нарушал ее. На небе сгущались черные тучи. Было душно и безветренно.

По лестнице они залезли на чердак и молча улеглись на постели.

– Дождь будет! – зевая, сказал Игорь.

– Не будет, – тоже зевая, отозвался Федя, – роса большая.

– Все-то ты знаешь!

Федя не мог понять, ирония или одобрение прозвучали в этих словах Игоря. Он решил, что одобрение. Почувствовал связь этих слов с неудачей Игоря, желание говорить снова о забракованном рассказе.

– Неужели первая же неудача тебя сломит? – горячо и взволнованно сказал Федя. – Неужели ты бросишь писать? Тогда я не поверю, что когда-нибудь в жизни ты бескорыстно любил литературу. Тогда я буду думать, что не любовь к этому труду, а только мечта о славе привлекла тебя.

Игорь засмеялся: