Иван Лепин - На долгую память

Часов в десять тронулись в путь. Быстро миновали околицу Октябрьского, вышли на большак. Погода была облачная, ветреная, идти было нежарко.

Захар Николаевич по дороге рассказывал нынешний сон:

— Вроде бы прихожу с работы, открываю квартиру — батюшки! Все разбросано, все на полу валяется: тряпки разные, картошка на кухне. Огляделся — ничего не могу понять. И вдруг понял: обокрали! Стал проверять, что унесли: три моих костюма, индийский пуловер, вазу хрустальную, рог позолоченный — мне его на пятидесятилетие сослуживцы подарили, часов настенных не обнаружил. Посмотрел на женино пальто — половины воротника нету. Хотели, значит, злоумышленники воротник из песца унести, а он на половине и оторвался… Проснулся — холодный пот на лбу: жалко все-таки добра. К чему бы этот сон, а?

Я знаю, что Захар Николаевич не суеверный, спросил меня просто так, чтобы не молчать.

Будучи «большим» специалистом в области отгадывания снов, я, не задумываясь, ответил:

— К прибыли.

— Это как? — не понял Захар Николаевич.

— Ну, богаче станете. Сны ведь чаще всего наоборот отгадывают.

Дорога наша шла хоть и не круто, но в гору. Большак с двух сторон обступали стены пшеницы.

Захар Николаевич шел впереди метрах в пяти, маяча своим красным рюкзаком. Я старался не отставать, хотя чувствовал, что каждый километр дается мне все труднее. Голову я почти не поднимал. Только на привалах, упав навзничь, любовался небом, низкими облаками и жаворонками, неподвижно повисшими между этим бездонным небом и этой теплой землей.

Высоко кружили над полем коршуны, высматривая добычу.

Представьте себе огромное — километра два в диаметре — блюдо с голубым дном и зеленой каемкой. Дно как живое: голубизна переливается, дышит, то и дело искорками вспыхивают на гребешках волн белые барашки.

Это и есть Чебачье озеро.

Мы шли по каменистому берегу, выбирая место для привала. Хотелось, чтобы и берег был не столь крут, чтобы и к воде можно было без труда подступиться, чтобы хлам всякий перед глазами не маячил — кострища, пустые бутылки, консервные банки, картофельные очистки и прочее.

Наконец возле тропки, взбегавшей вверх сквозь колючий прибрежный кустарник, мы остановились.

Я положил рюкзак на свежую охапку сена, принесенную сюда рыбаками, и облегченно вздохнул.

— Что, устал? Нужно было все-таки Володю попросить, — сказал Захар Николаевич.

— Ничего, зато хоть по приезде похвастаемся: туда и обратно на Чебачье озеро отмахали двадцать четыре километра!

Быстро снял надоевшие кеды — ступни ног ощутили долгожданную прохладу. Разделся и по каменному дну пошел в озеро.

— Остыть бы надо, — на всякий случай посоветовал Захар Николаевич.

Куда там остывать! Разве можно после такой длинной дороги хоть минуту сидеть возле изумрудной воды?! Я чувствую, как улетучивается усталость, как возвращается нормальная жизнь к каждой клеточке тела… Да что я так осторожничаю? Бросок вперед — и с головой ухожу в прохладную голубизну. И долго — сколько есть воздуха в легких — не выныриваю. Блаженство!

Искупавшись, я решил попытать рыбацкого счастья. А вдруг и не совсем прав районный поэт Владимир Боталов? А вдруг чебаки начнут клевать так, что только успевай менять насадку? Тем более что озеро было пустынным — будний день, никто рыбу не тревожил, не пугал.

Без труда я нашел в кустах кем-то брошенное самодельное удилище, наловил на прибрежном лужке с пяток кузнечиков, приладил леску и взобрался на большой квадратный валун, лежавший на мели.

Почему-то верилось в удачу. И не без причины: когда я приготовился забросить удочку, мимо камня проскользнули две темно-синие молнии. «Есть в озере рыба!» — радостно трепыхнулось сердце.

И вот красно-белый поплавок закачался на волнах.

Прошла минута, другая, пятая, десятая. Мимо камня то и дело сверкали рыбки — с ладонь. Должно быть, чебаки. А поплавок ни разу не нырнул. Волны его подгоняли к берегу, я без конца забрасывал насадку подальше от себя.

— Клюет? — поинтересовался Захар Николаевич.

— Дразнит.

— И то хорошо.

— Насадка, видать, не та.

— Володя говорил, что у него на кузнечика брала. В прошлом году…

— А в этом, может, раздумала.

«Коль и попадется пяток, — вспомнил я стихи, — ну, так это явные дурни».

— Иди перекусим, — позвал меня Захар Николаевич. — Чебаки у голодных не клюют. — Он рассмеялся, — Сами, говорят, сначала наешьтесь, а потом нас кузнечиками потчуйте.

Не успели мы съесть по куску хлеба с тушенкой, как услыхали, что наверху, за кустами, фыркает чья-то машина. Напротив нас и остановилась.

Кто-то спускался к воде. Вот он раздвинул кусты, и перед нами собственной персоной предстал… Володя Ватюшев.

— Ишь они где! — обрадованно воскликнул он. — А я их по всему берегу ищу.

— Что случилось? — испуганно взглянул на него Захар Николаевич.

— Случилось! Вот!

И он подал Захару Николаевичу бумажку. «Телеграмма», — догадался я, увидев серый бланк.

Прочитав, Захар Николаевич равнодушно передал телеграмму мне. «Поздравляю рождением внуков. Валентина».

— Ура! — вырвалось у меня, словно это я стал дедом. — Сон, Захар Николаевич, был в руку! Вы что, не рады?

Захар Николаевич стоял и медленно протирал очки. Или был ошарашен известием, или не рад… Нет, второе исключается. Скорее всего он растерялся: надо же, сразу два внука!

— Близнецы, елки-палки! — мял ладони Володя. — Один, значит, а за ним — второй. Во, Ирина дает!

Захар Николаевич медленно приходил в себя. А когда наконец пришел, надел очки и широко улыбнулся. Глаза его сияли — сквозь стеклышки очков было заметно это сияние. Коротко сказал:

— Значит, верно говорили врачи.

(Замечу в скобках, что врачи ошиблись. Как выяснилось позже, в один день родили обе дочери Захара Николаевича — и младшая, студентка мединститута, и старшая, геолог, работавшая в Свердловской области.)

— Собираемся? — умоляюще посмотрел на меня Захар Николаевич.

— А ночевка?

— Отменяется. Нынче вместо рыбацкой ухи будет бешбармак. По поводу внуков!

Через пять минут мы были уже в машине. На сей раз переднее сиденье я уступил Захару Николаевичу. Пусть все встречные и поперечные видят, что в «Москвиче» номер 96–13 едет не какой-нибудь рядовой товарищ, а дважды дед Захар Николаевич Грачихин!

Вопреки своей привычке, нынче гнал Володя машину с ветерком.

Уже почти две недели ездили-путешествовали мы с Захаром Николаевичем. Еще должны были остановиться на денек у его родственников в Учалах, Миассе. Но Захар Николаевич все чаще намекал, что в Учалах ничего привлекательного нет, городок как городок, обогатительную фабрику увидим из окна автобуса; а Миасс — Миасс тоже проезжать будем.