Лев Правдин - Океан Бурь. Книга первая

Вот тогда он придет, поскрипывая новыми, блестящими сапожками, достанет из кобуры пистолет и строго скажет обомлевшему от страха отцу:

— Узнаешь меня, Капитон Понедельник? Я бывший твой сын Васька, которого ты терзал ни за что ни про что. Тюрьма тебе за это на десять лет.

У Капитона затрясутся рыхлые щеки, и заплачет он мутными слезами.

Но была у Васьки и другая мечта — настоящая.

Когда Ваське было около пяти лет, его впервые повели в цирк. Великолепие представления привело его в восторг. Акробаты, дрессированные звери, клоуны, блеск нарядов, веселая музыка… В эти минуты он решил стать циркачом. Совершенно потрясла его красавица дрессировщица с учеными обезьянками и собачками. Он всю ночь видел их во сне и слышал ее звонкий голос: «Ап! Ап!» А утром заявил отцу:

— Папка, отдай меня учиться на обезьянку.

— Ты и так на всех обезьян похож, — прохрипел отец и больно щелкнул сына по носу.

Так бы он и пропал, если бы не сохранилась в его цепкой ребячьей памяти как яркое воспоминание, как самая светлая мечта — сверкающий огнями и весельем цирк и на золотом кругу арены смешная ловкая обезьянка.

Мечта! Глядя на Ваську, никто бы и подумать не мог, чти у такого вообще могут быть какие-то мечты. Идет он, задрав свой облупленный носик-репку, и огненный чубчик вздрагивает на стриженой его отчаянной голове. Широкие, порванные и кое-как заплатанные штаны держатся на веревочке, перекинутой через плечо. Кошмарного цвета рубашка заляпана разными красками. Посмотришь на такого и не захочешь с ним водиться. Да он и сам-то ли к кому в друзья не набивался.

Капитон астматическим, удушливым голосом поучал:

— Друзьки наши: серый волк в лесу да комар на носу — каждый жрать хочет, крови твоей жаждает.

У самого Капитона друзей никогда не бывало, он стремился сильному угодить и слабого зря не обижать.

— Ты не ленись, — поучал он сына, — хвостом крутить не ленись. А сам выглядывай, за какое место ухватить половчее. Время сейчас героическое: кто больше ухватит, тот и герой.

Всякие такие мутные правила, изложенные базарным, прибауточным говорком, на который Капитон был великий мастер, Васька схватывал на лету и при надобности использовал.

В комнате деда всегда стоял запах соснового бора. Ни обоями, ни штукатуркой не захотел он пачкать янтарного блеска на диво тесанных сосновых бревен.

Со временем потемнели стены, перестали источать смолу. Гроздья прозрачных капель застыли на бревнах и покрылись желтоватым налетом. Но когда солнце нагревало стены, вновь пробуждался горьковатый, ни с чем несравнимый, богатырский запах тайги. А едва ударит первый мороз и в доме затопят все печи, сразу в комнатах запахнет, как в улье: медом, и смолой, и горьковатым березовым дымком.

Комната деда — лучшая в доме. Собственно говоря, в ней в одной и жили Володя с мамой. Володя, как и дед когда-то, любил, лежа в постели, смотреть на звезды через фонарь в потолке и просыпаться от блеска первых лучей солнца.

Несомненно, такой комнаты нет ни у кого на свете, но просидеть в ней две недели, две солнечные летние недели, очень тяжело.

Верно, первые дни его часто навещал Васька Рыжий. Он даже приводил мальчишек с соседних улиц, чтобы и они полюбовались на редкостное Володино лицо. Причем Васька так задавался и так хвастал, словно это он сам придумал такую удивительную болезнь и великодушно подарил ее Володе.

Целыми днями за окном мелькали любопытствующие рожи мальчишек; расплющивая носы о стекла, они восхищенно рассматривали Володино лицо, а Васька таким голосом, как будто он экскурсовод в музее, объяснял:

— Во, видали! Это у него щеки такие сами сделались. Может, думаете, он нарочно надувается?.. Вовка, открой рот!.. Ну, вот, теперь все видели, тут без обмана. Вчера еще шире морда была. Шкурка аж блестела от натяжения, как все равно воздушный шар! Ну, посмотрели? Вовка, отойди от окна, тебе берегчись надо. А эти за свои двадцать копеек готовы без всякой жалости человека насквозь проглядеть.

Вначале Володя не понимал, о каких это копейках идет речь, и только когда опухоль совсем пропала и приток любопытных прекратился, Васька сообщил:

— А ты что думал, я их дарма пускал? Со своих по гривеннику, а которые с других улиц — по двадцать копеек! Вот гляди: четыре рубля двадцать пять копеек. С Петьки Колпакова пятак взял, у него больше не было.

Володя обругал Ваську и сказал, что это даром ему не пройдет, а Васька показал язык и убежал, позвякивая в кармане нечестно добытыми рублями.

И все потеряли к Володе всякий интерес. Все отвернулись от него. Вот что значит дутая слава! Что значит слава без подвига! Она не долго живет. Ее едва хватает на несколько дней.

С горечью отметил Володя, что он забыт, покинут всеми. Даже врач перестал навещать его. И мама ушла на работу, заперев его в четырех стенах. Не на замок, конечно, просто взяла с него честное слово, что он никуда из комнаты не выйдет. А честное слово — это крепче всякого замка! Володя порисовал немного, чтобы не утомляться после болезни. Хотел поиграть, но раздумал. Он просто сел на своего коня, давно еще подаренного ему Ваонычем.

Это был отличный конь, друг, испытанный в боях. Сразу видно: хлебнул он радости и горя со своим отважным хозяином. И, судя по его отчаянному виду, хлебнет еще.

Он стоял, кольцом свивая шею и кося единственным глазом на хозяина. Будь у него уши, он бы тревожно шевелил ими. Он дугой выгнул бы хвост, если бы… В общем, Володе один раз захотелось сделаться Чапаевым, и понадобились усы, а для этого, известно, лучше хвоста ничего не найдешь.

Конь всем своим видом подбивал своего хозяина на головокружительные подвиги, но это ему не удалось. Володя устал. Ему хотелось пожить в тишине.

Вздохнув, он слез с коня и задал ему корма. Когда-то давно конь питался морской травой из матраца. Вспомнив об этом, Володя подвел друга своего боевого младенчества к постели. Дыра в матраце оказалась зашитой, пришлось снова распороть ее.

Конь равнодушно нюхал морскую траву, но Володя знал, что он просто хитрит: стоит отвернуться, конь начнет есть. Тем временем можно построить конюшню. Володя вытащил все кубики и коробки, какие у него нашлись, и начал возводить стену вокруг коня. На некоторых кубиках были напечатаны куски всевозможных диких зверей: вот белый клык и часть хобота. Это от слона. Вот полосатый хвост тигра, а вот его бок, тоже весь в оранжевых и черных полосах. Если не полениться, то можно сложить целого тигра.

Когда зверь был составлен, Володя порычал на него, и вдруг его осенила мысль, что конь, в общем, похож на тигра. Не хватало только черных полос на его боках. И чем больше он думал, тем яснее было желание исправить это явное упущение.