Николай Вагнер - Белые камни

Странный рассказ Магды разогнал сон, и Александр лежал с открытыми глазами, ожидая, чем же кончится вся эта история с Музой.

Оказалось, что Муза вскоре уехала к морю, где жили ее родители. Там она много купалась и грелась на солнце, надеясь хотя бы немного загореть, чтобы не выглядеть такой бледной и болезненной. За два дня до отъезда, выходя из воды, она ушибла ногу о камень. Нога сильно разболелась, но Муза все же собралась в дорогу, потому что время каникул подходило к концу, и ей не хотелось пропускать начало занятий. Она вернулась на Урал, однако в университет ей пойти не довелось. Муза слегла, затем ее увезли в больницу, где она скончалась от саркомы.

Хоронили Музу из факультетского красного уголка. Подруги сначала робко толпились в сторонке, потом одна за другой стали подходить к гробу для прощания. Последней приблизилась Магда. Она взглянула на белое, такое же, каким оно было при жизни, лицо Музы, увидела на ней темно-зеленое платье с воротником а-ля Мария Стюарт. И вдруг ее взгляд остановился на туго заплетенных каштановых косах, уложенных на голове Музы венчиком в два ряда. «Так это же мои косы!» — с чувством ужаса и омерзения поняла она и попыталась крикнуть: «Я не хочу». Но голоса Магды никто не услышал, потому что она и не сумела ничего выговорить, а только шевелила губами. Голос безнадежно пропал, лишь одна фраза, произнесенная еле уловимым шепотом: «Я не хочу, я протестую!..» — донеслась до слуха стоявшей поблизости старушки, на что та не преминула заметить: «А дело енто, девонька, такое, наши желания тут не учитывают»…

Рассказ Магды на этом оборвался. Она лежала молча и больше ни о чем не говорила. Тогда спросил Александр:

— Ты что, в самом деле отдала свою косу этой Музе?

— Конечно, это было давным-давно.

— И она действительно умерла?

— Вот этого я не знаю. Вообще ничего не знаю о ней. Муза уехала сразу после окончания университета, по-моему, туда, где жили ее родители. Я же говорю — дурацкий сон. От этой жути до сих пор меня бьет какой-то озноб. И уснуть боюсь: вдруг повторится все сначала.

— Вряд ли может повториться такое, — успокоил Александр. — Приснятся же страсти-мордасти. Но ведь это сон!

— Иди ко мне, — позвала Магда, — вдвоем не так страшно.

Александр захватил с собой подушку и одеяло, лег рядом с Магдой, бережно обнял ее. Она прижалась к нему и, судорожно вздрогнув, затихла, как ребенок. Потом сказала:

— С тобой не пропадешь. И надо же присниться такой ерунде. Сейчас даже смешно вспомнить, а ведь было по-настоящему страшно. И, главное, — все как наяву. Бывают, видно, все-таки моменты, когда ты должен один противостоять какой-то беде. Не зря говорят: каждый умирает в одиночку. И болеет и умирает, и видит кошмарные сны — всё в одиночку. А видеть кошмары тоже не просто… Да и когда человек творит, он тоже — один на один со своим произведением. Не правда ли? Например, Леонидов. И ему не легко, да и тебе… В училище проще… Эх… — Магда сладко и продолжительно зевнула. — Скоро кончится отпуск, и все начнется сначала: планы, конспекты, уроки… Я даже соскучилась по всему этому. Наверное, это хорошо. Говорят же, — идеально тогда, когда, выходя из дому, хочется спешить на работу, а после работы тянет домой… А скучно все-таки без Алешки. Как-то он там? После вольной жизни — сразу солдатская дисциплина… — Магда помолчала, гладя руку Александра, которую она крепко держала все это время. — Вот только не знаю, когда выбрать время на эту операцию.

— На какую? — не придавая значения вопросу Магды, спросил Александр.

— Ну, как же! Вера Яковлевна — ты помнишь ее — сказала, что эту штучку надо убрать.

Магда потянула руку Александра вверх, ей хотелось, чтобы он ощутил, наконец, то место, которое вызывало у нее в последнее время столько сомнений и тревог. Но Александр сдержал движение руки Магды и, поцеловав ее, сказал, чтобы она не придумывала себе новые страсти-мордасти.

— Все обойдется! — уверил он. — Никогда не надо торопиться с операцией, если нет крайней необходимости. Кому нужна эта косметика? Ну, жировичок, ну и что? Кому он мешает?

— Наверное, ты по-своему прав, — сказала Магда.

Она уснула. А у Александра пропал сон. Мерно тикали настенные часы. Ничто не нарушало тишины. Полный покой, кажется, воцарился в доме. Александр тихо поднялся, прошел в кабинет, сел за свой стол, разложил перед собой блокноты и страницы начатой в тайне от всех рукописи.

«Дай бы бог, чтобы все было хорошо с Магдой, с Алешкой, со всеми нами! И было бы здоровье для того, чтобы успеть совершить все задуманное! Не так-то уж много и хочется — только поработать всласть. Не принарядиться, не обогатиться, а всего лишь — поработать. Сделать то, что кажется тебе необходимым. Не этими ли думами живет Леонидов: лишь бы закончить роман, лишь бы его прочли люди?..»

Совершенно неожиданно для Александра Магда объявила о том, что она ложится в клинику на операцию. Александр вначале не придал значения этому сообщению — ложится так ложится: косметические намерения женщины нужно принимать как должное, точнее — как естественное. И если Магду раздражает присутствие какого-то жировичка, то пусть ей его удалят.

В этот день, как нарочно, была назначена запись большой передачи. Но терзания Александра начались еще накануне, вскоре после того, как Магда сказала об операции. Он все больше тревожился, нервничал. Между одиннадцатью и двенадцатью часами должна была начаться операция, и ровно в одиннадцать планировалась запись, отказаться от которой теперь уже невозможно.

И вот наступило утро. В радиостудии было полно народу. Помимо дикторов, актеров-чтецов, здесь присутствовали знатные производственники, ученые и другие многочисленные участники передачи. Как уточнил редактор, голос Александра должен был прозвучать в первой десятиминутке. И Александр надеялся, что он в самом начале двенадцатого сумеет сесть в машину и быстро добраться до клиники. Но, как это нередко бывает, различные непредвиденные обстоятельства задерживали начало записи. Только в половине двенадцатого очередь дошла до Александра. Он читал свой текст, не слыша собственного голоса и не понимая, что говорит. В эти минуты Александр думал о другом: он предает Магду, возле которой надо ему быть теперь. Старший диктор радиокомитета, уже немолодой, глубоко поседевший человек, что сидел рядом с Александром, знал о его драматических обстоятельствах и, дивясь выдержке своего коллеги, поддерживал его как мог. У него самого болела жена, и он понимал, что это такое.

Александр внешне спокойно и даже выразительно прочитал свой текст до конца. Редактор кивнул ему: он может быть свободен и его дальнейшее присутствие в радиостудии не обязательно.