Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто

Трамвай наконец тронулся. Николай Снопов присел на свободное место и посмотрел на часы. Было без пятнадцати три. Он опаздывал: комиссия по распределению выпускников заседала в институте с двух часов.

Четыре года проучился в институте, и не бывало случая, чтобы он опаздывал, а сегодня как назло!.. Правда, не по своей вине, но кому дело до этого? Перед комиссией не будешь оправдываться…

Широкая улица радовала глаз. Когда Николай поступил в институт, здесь была свалка мусора и строительных отходов. Три года назад начали закладывать сквер. Николай и сам работал на субботниках. А теперь акации подросли и уже дают приятную тень; там, где был огромный заросший полынью пустырь, красуются большие многоэтажные дома.

На остановке Красногвардейской Николай прильнул к окну: в толпе на краю тротуара вполоборота к трамваю стояла стройная девушка в маленькой круглой шляпке и белой кофточке. Сурово сдвинув тонкие брови, она смотрела в сторону большого завода. Николай крикнул:

— Нина!

Девушка оглянулась. Белое и чистое лицо ее, подернутое легким весенним загаром, через который проступал нежный румянец, оживилось, брови дрогнули, разошлись. Она посмотрела на окна трамвая, но Николая не заметила.

Николай постучал кончиками пальцев по оконному стеклу, но в это время раздался звонок и трамвай двинулся. Девушка проводила его недоуменным взглядом. Николай долго смотрел на отдаляющуюся фигуру Нины, а когда не стало видно белой кофточки, вздохнул.

У городского сада, где трамвай сворачивал на улицу Карла Маркса, Николай на ходу спрыгнул с задней площадки и побежал по мостовой. Перед окнами института он остановился, подождал следующего трамвая, но Нины там не было.

Он открыл дверь в вестибюль. Навстречу понеслись дребезжащие звуки электрического звонка и, пробежав волной по этажам, затихли в глубине коридоров.

Поправляя перед зеркалом упрямые, непослушные волосы, Николай услышал приглушенные голоса. За открытой дверью правого, крыла полушепотом спорили двое. По манере разговаривать — быстро и проглатывая окончания слов — узнал однокурсника Сережу Заякина. С ним была Аня Григоренко.

— Я сказал, что в городе не останусь, — твердо проговорил Сергей.

— Вот и глупо. Добрые люди правдами и неправдами этого добиваются, а ты один… — совсем тихо возражала Аня.

— Потому и не хочу, что люди неправдами добиваются, а я…

«Старый спор в новом издании», — усмехнулся Николай.

Еще весной, когда директор института вернулся из Москвы и сообщил, что большинство выпускников будет направлено в сельские школа, в общежитии и в аудиториях только об этом и говорили.

— А ты знаешь, что учителей с высшим образованием в деревне не так-то много? Люди к нам будут обращаться за помощью.

— Да не воображай ты себя всезнайкой! — гневно оборвала его Аня. — Отвратительно, когда ты начинаешь рисоваться. Противно слушать.

— Не слушай, если противно.

— Сережа, — обиженно, но уже без гнева продолжала Аня, — ты ничего не хочешь понять.

— Нет, это ты ничего не хочешь понять. Я ведь знаю, почему ты упорствуешь. Там, конечно, нет парового отопления и заниматься придется при керосиновых лампах. Нет и театров. Вот чего ты боишься!

— Боюсь, — устало призналась Аня. — А главное— боюсь школы. У педагога должно быть призвание, а я не знаю, есть оно у меня или нет.

— Вот-вот! С этого бы и начинала, — со злорадством подхватил Сергей. — Понимаешь ли ты, что там люди с институтским образованием ценятся на вес золота?

— Не тебя ли там на вес золота будут ценить? Ты, ты просто карьерист, Сережа! Тебе обязательно надо быть первым, хотя бы в самой захудалой деревне. Конечно, там будут с тобой считаться, если на весь район будет два-три учителя с высшим образованием. Но ведь это в первое время, когда тебя еще не знают. Потом все это надо оправдать чем-то. Промахи в работе дипломом не прикроешь.

— Эх ты! — зло протянул Сергей.

«Разругаются теперь», — подумал Николай и тут же почувствовал себя неловко: ведь он подслушивает чужой разговор.

— Я не опоздал? Меня не вызывали? — спросил он, входя в коридор.

— Э, куда там! — Сергей безнадежно махнул рукой. — Только третьего вызвали…

Сергей стоял рядом с Аней, прислонившись плечом к косяку двери. Его полное бледное лицо было разгорячено, и сквозь роговые очки смотрели сердитые серые глаза. Аня сидела, не глядя на Сергея, подперев рукой подбородок. Вся ее поза выражала крайнюю досаду и огорчение.

— И то хорошо, что хоть не опоздал, — с облегчением сказал Николай и прошел дальше, туда, где в глубине коридора толпились однокурсники.

— Дедушкин вышел, — вслед ему сказал Сергей.

— Куда прикажете адресовать письма, Геннадий Иванович? — спросил издали Николай.

— Адрес пока старый, — ответил Дедушкин, подходя к Николаю. — В городе оставили: в горком берут, на инструкторскую работу.

— Ого! Недурно! Поздравляю.

— Да не с чем поздравлять. Мне в школу хотелось или в техникум. А то из института и прямо на такую работу… Через несколько лет все позабудешь по специальности… — без воодушевления сказал Дедушкин, пожимая руку Николая. — Но… решение горкома. А у тебя как?

— Пока ни да ни нет. Сказали, что вызовут, если понадоблюсь… Буду ждать.

— У них всегда так. Не узнаешь скоро, — задумчиво ответил Дедушкин и, вдруг оживившись, спросил: — А тебе бы куда хотелось?

— Есть одно желание, да едва ли осуществимое. Когда-то говорили: «Не хочу учиться, хочу жениться». У меня наоборот. Хотелось бы в аспирантуру, да вот не знаю… — Он осекся, потому что стали подходить другие выпускники.

— А ведь это ты правильно, — улыбнулся Дедушкин. — Из тебя хороший научный работник выйдет. Будешь замечательным ученым. Недаром тебя академиком величают.

— Ну, относительно «замечательное» и «ученого» это ты хватил, конечно. Но учиться очень хочется.

— А я не шучу, я серьезно говорю. И на твоем месте не стал бы раздумывать, а бил бы в одну точку. Научная работа…

— Да не в этом дело, Геннадий Иванович. Не в научной работе. Вот сейчас я заходил сюда и как раз звонок подали. Сколько раз за эти годы мы слышали его и не замечали. А ведь скоро прозвенит он нам в последний раз: «Довольно, голубчики! Пора и честь знать. Другим уступайте место». Мы за эти годы так свыклись с институтом, что трудно будет расставаться. Осенью на наше место придут другие. Иное поколение… А институт будет таким же, вечно юным, вечно молодым… Тяжело мне представить жизнь вне этих стен. Я потому и думаю об аспирантуре, чтобы потом вернуться сюда.