Николай Вагнер - Преодоление

— Куда может спешить замужняя женщина? К мужу, конечно. Он совсем у вас тут заработался.

— Да, кто-кто, а Василий Иванович не спешит. Ну-с, нам, кажется, по пути?

— К сожалению, нет. Я взяла билеты в кино. Можете составить компанию.

— Спасибо. Соблазнительно, но… дела. — Он приподнял портфель.

— Пишете докторскую?

— Что вы! Разве тут до докторской? Закрутился совсем. И вот надо готовиться к поездке.

— Опять в Москву?

— Не говорите! Сплошные разъезды. Идемте, я вас провожу.

Переходя через площадь, по которой торопливо проносились автобусы, Коростелев предупредительно придерживал Любу за локоть, повторяя:

— Осторожно. Здесь все-таки город… — И, как бы спохватившись, продолжил прерванный разговор: — Докторская диссертация — своего рода излишество. Для жизни насущной меня вполне устраивает то, что я имею сейчас. Понятно, я рассуждаю в данном случае несколько утилитарно. Конечно же — наука! Но в то же время — это подвижничество. Со временем может быть и докторская. Материала, во всяком случае, у меня предостаточно.

Коростелев остановился.

— Ну-с, вы почти у цели. Разрешите пожелать вам приятного времяпрепровождения. До свидания, Василий Иванович. Всего доброго, Любовь Георгиевна.

Он пошел к остановке автобуса, высокий, чуть сутуловатый, мерно покачивая портфелем. Люба посмотрела ему вслед и заторопилась:

— Идем быстрее. Сеанс уже начинается.

Фильм промелькнул радугами неоновых огней, автомобильными гонками, незапомнившейся Василию болтовней действующих лиц. Он вышел на улицу, облегченно вздохнул и откровенно сказал:

— Зря потратили время. Обыкновенная пустышка.

Люба долго шла молча.

— И все-таки это жизнь! — сказала наконец она.

— Ты о чем?

— Неужели непонятно? Я говорю о фильме. Иметь хотя бы десятую долю того, что имеют они. Смешно сказать — мы впервые выбрались в кино. И то на последний сеанс.

— Можно ходить и чаще, — спокойно возразил Василий. — Только не на такую ерунду. А жизнь у нас, если разобраться, намного интереснее.

— Ну, конечно! Ты начнешь говорить о городе, который вырос в тайге, об асфальте, о фонарях…

— Да, и о фонарях в том числе.

— Которые горят через один.

— Зато у нас имеется отдельная благоустроенная квартира, — примиряюще сказал Василий, которому совсем не хотелось ссориться с женой. Он достал ключ на металлической цепочке, покрутил им в воздухе и прижал к себе локоть Любы. — Прошу, мадам! Не проходите мимо собственного дома.

Опираясь на руку мужа, Люба устало поднималась по лестнице. Ей все же нравились панели, окрашенные в бледно-зеленый цвет, площадки, выложенные розовыми и желтыми плитками.

— Интересно, чья это квартира, кто в этом тереме живет? — нехотя налаживаясь на игривый тон, спросила Люба и устало прислонилась к косяку двери.

— Здесь живет Любовь Георгиевна Кострова, — ответил Василий и повернул ключ. — Можете располагаться как дома.

— Все-таки квартирка у нас ничего. Вот только бы обставить ее!..

Люба зажгла газ, поставила чайник и, быстро переодевшись, прилегла на тахту, облокотилась на валик, обвела глазами комнату.

— Вот здесь бы поставить сервант, такой, как у Евгения Евгеньевича. В углу — два кресла и журнальный столик. В другом углу телевизор. Этот круглый стол выбросить и вместо него купить современный, прямоугольный. И — тоже под орех… Почему только ты не кандидат наук! Евгений Евгеньевич один получает в два раза больше, чем мы вдвоем. А ведь ты мог бы уже быть кандидатом, давно. Если бы не кинулся тогда, ка-к мальчишка, на эту стройку.

Василий приоткрыл балконную дверь, закурил.

— Об этом я не жалею.

— Не жалеть может Владик Каргопольцев. Помнишь его? Ему, как и тебе, представлялась возможность остаться при институте. Он остался, и теперь он — кандидат наук. Надо именно захотеть. Нужна обыкновенная усидчивость.

— Надо делать то, что тебе по душе. Совсем неважно, как жить, важно — кем.

— Неважно — как? — вспылила Люба. — Это значит опуститься.

Зазвенела крышка чайника, Василий прошел в кухню.

— Что будем есть?

— Не знаю, — зевнув, ответила Люба. — Открой какие-нибудь консервы.

Василий принес чайник, подвинул стол ближе к тахте. Он открыл консервы, нарезал хлеб и сел рядом.

— Кушать подано-с.

— Спасибо, — подбирая ноги под себя и усаживаясь поудобней, ответила Люба. — Я опять не успела ничего приготовить. Хорошо, что забежала в магазин, купила кое-что к чаю.

— Ужин — что надо! — сказал Василий. — Подожди, пройдет мое рацпредложение, еще не так заживем!

Комната, в которой жили Лена и Катя, всегда чисто убранная и светлая, в этот день потеряла обычный вид. Исчез белоснежный тюль с окна. На кроватях скучно пестрели матрацы в синюю и красную полосу. Все, что украшало комнату и создавало в ней уют — шторы, покрывала, скатерть, — было брошено в угол. Молодые хозяйки покидали прежнее жилье, укладывали чемоданы и, как будто сговорившись, вместе начинали новую, семейную, жизнь.

— Лен, давай посидим маленечко. Когда еще приедет Борис. У нас почти все сложено.

Катя села на свою кровать, посмотрела вокруг, вздохнула.

— Бросаем нашу комнату, а как дальше жизнь пойдет — одному богу известно. Смешно: никогда замужем не была и сейчас не чувствую. Может, зря за Бориса пошла, а может, тут и есть мое счастье. Как думаешь, Лен?

— Я уже тебе говорила, — ставя чемодан к двери, ответила Лена, — лучше быть замужем, чем без конца влюбляться. Так может вообще не остаться никаких настоящих чувств. Борис мне нравится. По-моему, он тебе подходит. Во всяком случае внимательный и добрый.

— Ничё мужик, — покачав головой и задумчиво улыбнувшись, согласилась Катя. — Такого приручить можно. Аж бы не наскучил. — Ее улыбка стала озорной. — Ты не думай, что он тюлень какой-нибудь. Жарконько приходится! Это уже тебе по секрету: считай, что к марту рожу.

Все это Катя высказала затаенно, чтобы никто посторонний не мог услышать, и потому вздрогнула, когда неожиданно скрипнула дверь. Катя оглянулась и увидела соседку Нину, которая имела привычку входить без стука и предупреждения.

— Ну, пташки перелетные, вы еще тут? — оглядывая комнату, спросила Нина.

— Куда торопиться? — недовольно ответила Катя и вытянулась на матраце, подперев руками затылок.

— Конечно, теперь вам торопиться некуда. Однако быстро же вы обкрутили своих мужчин.

— Могли бы еще быстрей, перед людьми совестно.

— Это тебе-то совестно? Когда уезжаете? — уже по-деловому спросила Нина.

— А что, комнату облюбовываешь?

— Да, она, пожалуй, побольше моей. По крайней мере — квадратная. У себя я ничего не могу толком расставить.