Евгений Воробьев - Незабудка

Незабудка задумалась и неожиданно сказала:

— Как пахнет медом! Вам не кажется, что деревья скрашивают развалины?

— А по-моему, эти красивые липы в цвету делают городской пейзаж еще более мрачным...

Никита шел впереди с Верой под ручку и любезничал.

Костя намеренно отстал. Все пытался начать разговор, но не хватало решимости. Наконец отважился и вручил записку, заранее приготовленную.

— Тут адрес родителей. Мы ведь земляки. Только вы с Вишеры, а я с Южного Урала. Возможно, через неделю меня мимо дома провезут. Если наш эшелон направят на Златоуст — Челябинск... Хорошо, если моя помощь вам не понадобится. Но если случится вдруг... Если нужно будет выручить... Я родителям про вас и мальчика написал.

Она не перебивала сбивчивого признания, только вглядывалась при свете звезд в его рябоватое лицо.

«Такой смелый, а боишься сказать правду. Твердишь о своей благодарности для того, чтобы скрыть другое, более сильное чувство. Только от меня скрываешь или от себя тоже?»

— За адрес спасибо. — Она спрятала в карман записку, в порыве признательности обвила его шею руками и поцеловала в губы.

Нет, он не обрадовался прощальному поцелую, наоборот, помрачнел и, не поднимая головы, не оборачиваясь, прибавил шагу, догоняя Никиту с Верой.

Незабудка смотрела вслед с чувством неловкости и мимолетного стыда.

«Павел бы меня не похвалил... Как это в романсе поется? Ты узнал эту ласку прощанья, ты опять одинок... Захотела утешить из жалости. Это при ранении помогает обезболивание. А безвзаимную любовь нежностями не лечат...»

Медленно повернула она к дому, нащупывая в кармане листок с адресом Феоктистовых.

Она твердо знала, что никогда не напишет ни Косте, ни его родителям, как бы ей туго ни пришлось. Кто он для нее, этот милый парень, — запасной жених?..

«30 мая 1945 года.

Родная Галя, добрый день и час! Имею личное время после строевых занятий и пишу, пока старший лейтенант снова не скомандует «Становись!». Вот не думали, что после войны будем жить по команде «Смирно!». Идут строевые занятия — на первый, второй рассчитайсь! А плац у нас наподобие пляжа, рядом с дюнами, ноги тонут в песке. Начальство так перед боем не волновалось, как сейчас, когда готовимся к параду в честь Победы. И наши вояки, конечно, беспокоятся — возьмут на парад или не возьмут? Иные столько по-пластунски проползали, что маршировать разучились. А слухи-то, слухи! Сказывают, будто от Кремля и до Белорусского вокзала расстелят ковры для пехоты. Прошел слух, на парад отправят тех, у кого внешность соответствует празднику, не меньше трех орденов в наличии, а ростом не ниже 172 сантиметров. По наружности, а тем более по сантиметрам нашего Коротеева забраковали, хотя он и становился в строю на цыпочки. И так он близко к сердцу принял свою отставку, так разобиделся, что с горя напился и попал на гауптвахту. Первый штрафник в полку после победы! С демобилизацией у нас не торопятся. Но девчата медицинской службы, телефонистки и зенитчицы, а также два старших возраста, 1904 и 1905 годов рождения, собираются домой.

Перед отъездом каждый по очереди выходит из строя, опускается на колено и целует полковое знамя, шелк в слезах. Девчата вечерами собираются и поют песни, все больше фронтовые. Домашние песни, вроде «Распрягайте, хлопцы, коней» или «Прощай, любимый город», они и в мирной жизни споют, когда уже позабудут, какая у кого группа крови, кто сосед слева, кто сосед справа. А вот фронтовых песен им вместе уже никогда не спеть, и они это понимают... Жаль, мой возраст не поспел для гражданской жизни. Не скучает ли маленький Павлушка по отцу? А я, признаюсь, просто извелся от тоски по своему семейству. Я, кажется, уже признавался тебе в этом? Но все равно надеюсь, тебе приятно это прочесть еще раз.

А еще, гвардии старший сержант Галина Легошина, сообщаю, что вчера адъютант комбата, из новеньких, зачитал приказ про форсирование Немана. Поздравляю тебя с третьим орденом, с Отечественной войной второй степени, — ты опять отличилась в боях за свободу и независимость нашей Родины. А меня можешь поздравить с Отечественной войной первой степени. Скорее всего, меня отметили из-за тяжелого ранения.

А еще полковой писарь проболтался, что Дородных отправил наверх документы на присвоение мне звания младшего лейтенанта. Вспомнили, что я окончил полковую школу и что обучал зеленых радистов в батальоне связи. Вот тебе и Дородных! Похвалы от него ни разу не услышал, благодарности не дождался, он только дергал головой, морщился, вертел шеей, ругался, а успел напоследок позаботиться о тебе и о Павлушке, как отец родной. А здорово было бы переметнуться в офицерский состав! Может, ты еще и аттестата дождешься. Что-то моя военная карьера заторопилась. Расстались с тобой под Кенигсбергом, ты мной командовала, а пока рожала — я тебя обогнал. Прости, что расхвастался. Пока нет новой команды «Становись!», еще раз целую и поздравляю. Навсегда твой Павел Тальянов, гвардии старшина».

Костя Феоктистов первым заронил в ней тревогу — надвигается новая война? Осведомленность Незабудки питалась еще и соседством базара. Столько пестрого словоохотливого народа проходит ежедневно через двери парикмахерской!

Больше всех и раньше всех узнавала новости мастерица Вера, наверное, потому, что сама без умолку говорила день-деньской и вызывала ответную говорливость у своих клиентов.

Вера тоже сказала, что пахнет новой войной, а вслед за ней сосед Вашкевич шепнул: на Дальний Восток зачастили воинские эшелоны с 3-го Белорусского фронта. Сперва он приложил к губам палец, напомнил, что «болтун — находка для шпиона», а потом объяснил: на железной дороге Минск — Смоленск пока восстановлена лишь одна колея, и он пришел к выводу — пропускная способность той дороги не позволит справиться с предстоящим грузопотоком. Можно было понять Вашкевича так, что это он дал совет высокому начальству направить часть воинских эшелонов мимо Бобруйска на Гомель и дальше на Брянск. Их пропускают по графику скорых поездов, по «зеленой улице». Не приведи господи задержать эшелон на станции, не подать паровоз под парами, не простучать вовремя молотком по буксам. Свободно могут пригласить для задушевного разговора в военный трибунал.

У Незабудки в запасе было два отгульных дня да еще воскресенье, и она решила с утра уходить на станцию Березина и дежурить там дотемна.

Зачем ее несет туда с махоньким Павлушей на руках? Разве в станционной суматохе увидишь однополчан?