Марк Ланской - Трудный поиск. Глухое дело

— Ничуть не исказил, просто перевел на понятный русский язык.

Выходя из комнаты, Афанасий Афанасьевич обернулся:

— Ксения Петровна права: ты злой, нехороший человек и несчастье с Геной ничего, кроме радости, у тебя не вызвало. Как это ни горько, но я должен тебе это сказать. Покойной ночи, Катюша.

Повторяя слова своей жены, Афанасий Афанасьевич был уверен, что у его зятя есть основания для злорадства. До этого вечера Ксения Петровна при каждом удобном случае старалась выказать свое презрение ко всему, что было связано с его службой в изоляторе. Она уверяла, что дети порядочных родителей никогда в тюрьму не попадают и что на преступление способны только сынки алкоголиков и психопатов. Она еще допускала, что ученые могут интересоваться преступностью как явлением — писать книги, выступать с лекциями. Но самому, по доброй воле каждый день общаться с этими ужасными арестантами, — для этого нужно быть не только очень примитивным, но и жестоким человеком.

И вдруг их воспитанный, ненаглядный Гена оказался под арестом. И вся надежда на бездушного «тюремщика»... Было от чего потерять голову.

— Мне сегодня предложили очень хороший вариант: однокомнатную квартиру. Живет одинокая старушка, родственница моего сослуживца. Скучно ей и страшновато, согласна обменяться.

Потом, когда Катя в слезах выбежала из комнаты и впервые не вернулась, чтобы объясниться, Анатолий сообразил, что об этом сейчас не следовало говорить. Когда они остались наедине, наверно, нужно было посочувствовать, ужаснуться тому, что произошло с Геной, выразить уверенность, что все обойдется, извиниться за резкость в разговоре с ее отцом. А ему показалось, что правильнее переменить тему разговора, напомнить о том, что неизбежно.

Анатолий лежал с открытыми глазами, обреченно смотрел в потолок, искал и не находил никакого выхода.

Подходящий вариант обмена действительно подвернулся. Это был десятый или двадцатый вариант. Каждый из них помогал оттягивать окончательное решение. Вначале Анатолий ходил с Катей. Они осматривали чужие квартиры, заглядывали в кухни, притворялись, будто лишь случайные обстоятельства мешали им сделать то единственное, что еще могло спасти их семью. Потом Кате надоели эти смотрины. Анатолий один шагал по лестницам, уже ни на что не надеясь.

Какую непоправимую ошибку сделал он, когда после смерти матери согласился съехаться с Катиными родителями! Он кончал институт. Катя его любила. Будущее рисовалось независимым от жилой площади и прочих пустяков. Он передал свою комнату в распоряжение Ксении Петровны, и она путем сложного, тройного обмена получила благоустроенную отдельную квартиру, о которой мечтала много лет.

Школьные годы Анатолия были омрачены постоянным страхом перед отцом-алкоголиком. Дома всегда было тоскливо и голодно. Чтобы не видеть настрадавшихся материнских глаз, он уходил на улицу. Сверстники любили его и часто приводили к себе. И когда он попадал в обычную обстановку домашнего уюта, когда видел трезвых отцов и спокойных, ласковых матерей, когда его усаживали за чистый, обильный стол, ему казалось, что нет большего счастья, чем жить в тепле семейного благополучия.

И позднее, в институте, когда частенько приходилось считать дни, оставшиеся до стипендии, в мечты о будущем само собой вплеталось ожидание красиво налаженной жизни с женой Катей.

У Воронцовых его окружили непривычные удобства, никогда не испытанная забота о его здоровье, опрятности, отдыхе. Он чувствовал себя в долгу перед Катиными родителями. Но как скоро развеялся этот туман благоденствия, застилавший глаза на первых порах. С какой тоской стал он вспоминать свою холостяцкую комнату.

Катин отец всегда был трезвым. Кроме сухого вина в торжественных случаях, он ничего не пил. Имя доцента Воронцова часто слышалось по радио и встречалось в газетах под рубрикой: «Наш лекторий». Он читал где-то курс педагогики, а сверх того выступал с публичными лекциями на темы воспитания. Он обладал памятью электронно-счетной машины и самодовольством очень ограниченного человека. Выдержками из разных книг он оперировал, как деталями детского «конструктора», из которых можно собрать множество вещей, очень похожих на настоящие. Писал он так же, как говорил, — безошибочно, равнодушно, а по выражению студентов — «тягомотно». Руководители радио и телевидения ценили его за постоянную готовность к выступлению, за полный подбор цитат и вполне академический внешний вид. К счастью для него, никто не мог подсчитать, сколько рук одновременно выключали приемники, как только доцент Воронцов произносил первые фразы.

Дома Афанасий Афанасьевич был вполне безобидным существом, и Анатолий легко притерпелся бы к нему, если бы не Ксения Петровна. Она долго противилась их браку. После того как Анатолий еще в отрочестве чуть было не стал уголовным преступником, Кате категорически было запрещено с ним встречаться. Они виделись тайком, и в этом была своя прелесть. Удивительно, сколько стойкости и тонкого лукавства нашлось тогда у Кати, чтобы сломить сопротивление матери. Когда Анатолий благополучно поступил в институт и стал переходить с курса на курс, Ксения Петровна сдалась. Это была их победа, очень скоро обернувшаяся поражением.

Ксения Петровна хотела счастья своим близким. Она была уверена, что никто лучше ее не знает, что такое счастье и как его добиваться. Она гордилась тем, что из ленивого, бесхитростного паренька, каким был в молодости Афанасий Афанасьевич, она сделала обеспеченного и преуспевающего деятеля науки. Это она заставила его сидеть за книгами. Она внушила ему, что в жизни нужно пробиваться сквозь толпу более робких и неудачливых, не имеющих таких жен, как Ксения Петровна. Она советовала, подталкивала, направляла. Она завязывала полезные знакомства, приглашала домой только нужных людей и переставала приглашать, когда нужда в них пропадала.

Теперь, когда у себя за столом они слушали по радио записанную на пленку лекцию доцента Воронцова, Ксения Петровна горделиво поглядывала на него, как на произведение ее редкого мастерства.

Перед посторонними Афанасия Афанасьевича выдавали за человека, неприспособленного к жизни, витающего в сфере чистой науки и потому далекого от меркантильных интересов. Но вскоре Анатолий убедился, что, при всей неприспособленности, отец семейства отлично разбирается, какие лекции и от какой организации читать выгоднее и в каких издательствах прибыльнее издавать те же лекции, превращенные в брошюры.

Но признанным штурманом семьи оставалась Ксения Петровна. В ее практической мудрости никто не сомневался, и никто никогда ей не перечил. Так же целеустремленно сколачивала она счастье своей дочери. Еще в далеком Катином детстве было решено, что она станет знаменитой пианисткой. Два года подряд после окончания школы она готовилась с отличным педагогом к поступлению в консерваторию. В помощь Катиному таланту было мобилизовано много влиятельных лиц. Но оба раза Катя проваливалась.