Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том первый

Кожек лежал рядом, стреляя из автомата. Немцы залегли. Со стороны леса доносился треск удалявшейся автоматно-ружейной стрельбы: это отходящий взвод Ержана отбивался от группы фашистов, зашедших с тыла. Прокалывая ночной воздух, как золотые шмели, над Кожеком и Картбаем повизгивали трассирующие пули. Кожек, забыв обо всем на свете, продолжал неистово стрелять.

Картбай, оставив свой пулемет, подполз к Кожеку, рванул за плечо, прокричал в грохоте пальбы:

— Ты с ума сошел, прекрати! Прекрати! Патронов мало!

Кожек не отрывался от автомата, словно руки его примерзли к оружию.

— Обожди, Картбай! Не мешай! — произнес он, весь дрожа, отталкивая плечом товарища. Картбай понял, что Кожек не уйдет отсюда по своей воле.

— Сейчас же идем! Встать! — в бешенстве заорал Картбай. — Забыл приказ командира?!

Кожек отпустил приклад автомата и молча вскочил на ноги. Он побежал к лесу. Отдаленная перестрелка доносилась откуда-то слева. Картбай понял, что дорога между ними и взводом отрезана. Основные силы фашистов, видимо, продолжали следовать по пятам их взвода, за Кожеком и Картбаем охотилась лишь небольшая группа.

Не успели они отойти на двадцать-тридцать шагов, как немцы открыли по ним огонь. Картбай и Кожек бросились наземь, снова завязалась перестрелка. Положение осложнилось. Картбай видел, что им далеко не уйти: немцы наседали.

«Задумавший нырнуть не отвернется от воды», — говорят казахи. Как бы перепугался человек, идущий в глухой степи, если бы издали в него выстрелил кто-нибудь! Человек же, живущий непрерывно под градом пуль, способен на время забыть, что эти пули могут убить его.

Чем сложнее складывалась обстановка, тем все меньше Картбай ощущал непосредственную опасность, да и некогда было думать о ней: он был занят одной мыслью — любым способом оторваться от врага, обмануть его каким-нибудь ловким маневром.

Его осенила дерзкая мысль. Приказав Кожеку не отставать от него ни на шаг, отстреливаясь, он стал отходить к левой окраине деревни. В какое-то мгновение, когда фашисты отпрянули, он крикнул: «Держись со мной!» и юркнул за крайнюю избу. Спрятавшись за баней, Картбай отдышался. Теперь он заметил, что фашистов, преследующих их, стало меньше, очевидно, многие продвинулись вперед. Замолчавший пулемет сбил неприятеля с толку; теперь им пришлось, как говорится, шарить на пустом месте.

Тем временем Картбай и Кожек достигли деревенской околицы и укрылись за стеной ближней избы.

— Гляди-ка, подходят, что делать? — шепотом спросил Кожек, держа автомат наготове.

Группа немецких автоматчиков, потеряв в ночи след советских солдат, возвращалась в деревню. Осторожно выглянув из-за угла бани, Картбай увидел в нескольких шагах от себя двух солдат, разгружавших подводы возле крыльца.

В темноте было трудно различить, что на подводах: ящики или мешки. Четверо фашистов, только что вернувшихся в деревню, шли по направлению к дому, за которым прятались Картбай и Кожек. Когда немецкие солдаты зашли в избу, Картбай повернулся к Кожеку.

— Не отставай от меня! Ни звука! Пошли! — прошептал он ему на ухо.

Кожек согласно кивнул головой. Они обогнули дом, в котором только что скрылись фашисты. На улице было пустынно. И вдруг с противоположной стороны улицы кто-то окликнул их по-немецки. Но Картбай и Кожек продолжали спокойно шагать своим путем, словно ничего не слышали. С трудом они сдерживались, чтобы не оглянуться.

Окрик не повторился, должно быть, немец вначале признал в Картбае и Кожеке своих приятелей, а потом решил, что ошибся, и пошел прочь.

Ержану не удалось оторваться от наседавшего противника. Не помогла и темнота наступившей ночи. Немцы окончательно сбили взвод с прямого пути к батальону. Превосходящие силы врага наседали, не давая передышки.

Ержан установил такой порядок: когда отступает одно отделение — другое залегает и отстреливается, прикрывая огнем отходящих бойцов. Затем отделения менялись местами.

Но были минуты, когда порядок нарушался: под напором врага пятился весь взвод. Зеленин и Ержан в такие минуты с трудом сдерживали солдат. Ержан расстрелял уже один диск автомата. Пули свистели совсем низко. Одна из них взбила фонтанчик снега у его ног. «Так и убить могут», — подумал Ержан. Но вот что удивительно: он не испугался этой мысли. То впереди, то сбоку пули взрывали снег, а Ержан спокойно отклонялся от них — так, словно бы в него бросали снежками. Смерть потеряла над ним свою грозную, устрашающую власть. Да, Ержан больше не боялся смерти. Позднее, задумываясь над этим своим неестественным состоянием, он удивлялся: отчего это так бывает — чем большей опасности подвергается человек, тем меньше он испытывает страха?

На чистом снегу вразброс чернели бугорками фигуры вражеских солдат. Эти темные пятна время от времени вспыхивали золотистыми огоньками выстрелов. Немцы перебегали с места на место.

И вот они опять поднялись в рост и бросились вперед. Ержан крикнул, что было сил:

— Огонь!

Плотно прижимая приклад автомата к плечу и старательно прицеливаясь, Ержан сеял смерть. Важно было нащупать плотный ряд во вражеской цепи и стрелять короткими очередями, посылая по пять-шесть пуль.

Эта атака противника оказалась последней. Наша передняя цепь успела достигнуть леса. Через несколько минут Ержан со своим взводом нырнул в чащу. Немцы боялись леса больше, чем болотных топей. Не решаясь подойти даже к опушке, фашисты повернули назад.

Теперь Ержану было ясно, что взвод совершенно оторван от батальона, трудно было даже определить, в каком направлении он находится. Это была горькая истина.

Горстке бойцов предстояло собственными силами выходить из окружения.

Ержан собрал солдат. Не оказалось двух бойцов — Картбая и Кожека. По его приказу Картбай и Кожек ввязались в перестрелку, отвлекая на себя внимание. Где они? Что с ними? Убиты? Ранены? Попали в руки врага? Никто не знал. Бойцы говорят, что слышали стрельбу со стороны деревни, а что произошло дальше — неизвестно.

Пересчитывая своих солдат, Ержан обратил внимание на бойца, державшегося позади всех; и в фигуре его, и в том, как он стоял, было что-то особенно знакомое, что отличало его от других. Ержан подошел ближе и остолбенел: Раушан!

Сникшая от усталости, она молча глядела себе под ноги.

Ошеломленный неожиданной встречей Ержан встревожился:

— Ты каким образом здесь? Вот не ждал, Смотри, трудно тебе будет с нами!

В его голосе Раушан уловила не только заботливость, но и скрытую досаду: он боялся, что она будет им в тягость.

— Мне все равно. Везде нелегко, — ответила она коротко, с огорчением. — Вы не думайте. Я пригожусь на что-нибудь. Обузой не буду.

Ержан понял, что его слова сильно задели девушку, но он промолчал. Все его мысли сейчас заняты судьбой взвода. Ответственность за людей неизмеримо возросла: необходимо прийти к твердому решению и немедленно приступить к осуществлению его. Он дал бойцам отдых на десять-пятнадцать минут.