Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

— Вот прочтите, Иван Васильевич. Пишут молодые шахтеры-казахи. Просятся на фронт. Сотни подписей!

Панфилов медленно поднялся, упершись в стол руками, словно стало тесно ему в широком кресле, и раздельно произнес:

— Грозен наш народ, когда враг принуждает его взять в руки боевое оружие!

Секретарь, как показалось Панфилову, строго взглянул на него, тихо сказал:

— К вам в дивизию, Иван Васильевич, идут лучшие люди республики *. Коммунисты, комсомольцы, передовики. Мы верим...

— Я понимаю, какая ответственность лежит на мне за судьбу этих людей, — поспешно прервал секретаря Панфилов. — Я постараюсь... я оправдаю доверие партии.

А секретарь, выслушав его, докончил свою мысль:

— Мы глубоко верим, что казахстанцы не подведут в боях, — и, улыбнувшись своей широкой улыбкой, добавил: — А о таких, как вы, Иван Васильевич, в народе говорят: старая гвардия, испытанная гвардия революции *.

— Да, гвардия, — после некоторого раздумья отозвался Панфилов. — А молодежь, о которой вы только что говорили, это молодая гвардия нашей страны. Сила!

— И какая сила, — радостно подхватил секретарь и, помедлив, спросил: — А как, с вашей профессиональной точки зрения, много потребуется времени, чтобы сколотить дивизию?

— В частях и подразделениях работа ведется так: не завтра, а сегодня может быть получен приказ — выступить на фронт. И люди это понимают. Работают день и ночь. Есть, конечно, и трудности, но их преодолеем.

— Какие, в чем?

— Например, создание спецподразделений. Мы вплотную приступили к формированию артполка, но подготовить артиллеристов — дело сложное. Вот и кони...

— Верно, верно, — подтвердил секретарь. — Кони, прямо скажем, полудикие, узды еще не знали. Но зато — выносливые на редкость. Тут уж колхозники постарались на славу — выбрали лучших. Ну, а джигитам нашим не в новинку укрощать диких коней.

— Есть к вам и просьба, — обратился к секретарю Панфилов: — Помогите нам достать для дивизионной типографии печатную машину. Пора выпускать свою газету.

— Это называется решать вопрос оперативно, по-деловому, — улыбнулся секретарь.

— По-военному, — в тон ему отозвался Панфилов. — Нам нужна легкая, подвижная машина. Работать редакции придется на колесах, вблизи передовой линии фронта.

— Понимаю, понимаю, — ответил секретарь и на мгновение задумался. Потом он снял трубку телефонного аппарата, набрал номер.

— Университет?.. Попросите ректора... Здравствуйте... У ЦК к вам просьба: дать во временное пользование печатную машину университетской типографии. Кому? Тут одной солидной организации. Передадим в надежные руки... Когда возвратят? А вот как разгромим фашистов. Да, на фронт. Ну вот и спасибо.

Секретарь положил трубку, поднял смеющиеся глаза на Панфилова.

— Наказ вам, товарищ генерал, от ректора: возвратить печатную машину университету после победы.

— Хороший наказ, хотя в бою все может случиться. Постараемся, однако, выполнить. Обещаю вам, во всяком случае, что личный состав дивизии, узнав об этом наказе, будет помнить его всегда.

За двадцать лет службы Панфилова в армии его семье много раз приходилось менять свое местожительство. Но по мере того как подрастали дети, переезды осложнялись: дети уже учились и частая смена преподавателей сказывалась на учебе. Жена не раз говорила:

— Пора тебе и в запас идти. Ты имеешь на это право.

— Что ты! — весело протестовал Панфилов, — столько работы, а ты — в запас. Спроси Валюшу *, она тоже не согласна идти в запас.

— Правильно, папа, — поддерживала дочь. — В наше время увиливать от работы могут только нечестные люди...

В день отъезда в дивизию Панфилов сказал жене:

— Видишь, ты говорила — в запас пора... Нет, мы еще нужны Родине, мы еще верно послужим народу, партии. Скоро фашисты на своей шкуре испытают, что мы за люди...

Обо всем этом Панфилов вспомнил сейчас, шагая по тесному номеру алма-атинской гостиницы «Дом Советов», заложив по излюбленной привычке руки за спину.

— Выходит, не мать тебя уговорила, а ты ее? — спрашивал он дочь.

— Да, — без улыбки, односложно отвечала Валя.

— Значит, на фронт ехать решила всерьез?

— Да.

— И чем же ты там заниматься собираешься?

Валя по-отцовски хмурила брови. Ей казалось: пока отец не оставит этого насмешливо-шутливого тона, вопрос о ее пребывании в дивизии нельзя считать решенным. Поэтому она старалась говорить как можно более серьезно, даже сурово:

— Как будто бы тебе неизвестно, что дочь генерала Панфилова — отличный стрелок.

— Снайпер?

— Да, снайпер.

— По воробьям?

— Знаешь, папа, мне это надоело. Секретарь райкома комсомола сказал, когда я уезжала: «Молодец, Панфилова. Теперь каждый комсомолец должен быть в первых рядах защитников Родины». Всем коллективом меня провожали, и я дала слово, что не подведу нашу комсомольскую организацию. Так что вопрос решен, и если ты не зачислишь меня в свою дивизию, найдется место в другой воинской части.

Панфилов смотрел на дочь, и лукавые огоньки в его карих глазах постепенно гасли. Он уже давно решил в душе, что Валя должна идти на фронт. Много раз об этом говорилось в домашнем кругу в отсутствие дочери. Он искренне обрадовался ее приезду, ему приятно было, что дочь разыскала его, нежданно-негаданно появилась «самовольно» без предупреждения. Он подошел к Вале, взял ее ласково за плечи:

— Дала слово — сдержи его, дочка. Воевать нам придется серьезно.

— Сдержу, папа, — с облегчением вздохнула Валя и высвободила плечи из отцовских рук.

Панфилов отошел к окну, пальцем разгладил щеточку усов и, что-то решив, снова подошел к дочери:

— Снайпер из тебя выйдет, пожалуй, неважный, а вот за ранеными ты будешь хорошо присматривать.

— Но, папа...

— Теперь уж никаких но. Быть настоящей медицинской сестрой, да еще на линии огня — великое дело, — остановил дочь Панфилов, и Валя больше не протестовала. Она знала: если отец произнес это «никаких но», — всем возражениям наступил конец и надо подчиниться. Она устало присела на кушетку, и Панфилов, увидев нераскрытый походный чемоданчик у ног дочери,захлопотал:

— Ну вот и хорошо. Располагайся пока тут у меня, хозяйничай, а мне надо ехать.

Валя закинула руки за голову и тихо рассмеялась.

— Чему ты? — удивился отец.

— Ты знаешь, — ответила она, не переставая смеяться, — мне мама на прощанье сказала: «За ранеными любовно ухаживай. Не забывай поить их горячим чаем». Сознайся, что вы давно в медсестры меня определили.

Вместо ответа Панфилов, как бывало дома, предупредил:

— Вернусь нескоро. Обедай без меня и ложись спать. Помойся с дороги: душ внизу...

Машина помчала его на другой конец города по тенистым, наполненным вечерней прохладой улицам. Генерал поглядывал на часы: он спешил, стараясь успеть на совещание в политотдел. Сегодня там будет решен окончательно вопрос о дивизионной газете. С редактором Павлом Кузнецовым *его вчера познакомили, и тот ему понравился — деловит, скромен. Правда, этот старший политрук впервые, должно быть, надел военную гимнастерку, но, как узнал генерал, газетчик он опытный, грамотный и страстно любящий свое дело.