Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

Думать Сьянову мешает Митька Столыпин. После смерти Ищанова он принял отделение — и как будто его подменили. Стал нетерпелив, раздражителен и все время как бы напрашивается на смерть. Он увешан противотанковыми гранатами, огромный кинжал болтается на поясе без ножен. Митьке не стоится на месте, того и гляди ринется вниз и взорвет фашистское логово вместе с потрохами. Вдруг он остановился перед Сьяновым, спрашивает в упор:

— Конец?

— Чему конец? — пугается Илья.

— Ну войне?

— Радоваться надо.

— Мне далеко до радостей, я еще за Доса Ищанова и Василька с ними не рассчитался.

Илья промолчал. Одни ли они взывали к отмщению?! И все-таки, какое это великое благо — конец войны!

Где-то за статуей железного канцлера с потолка упала штукатурка. Все вздрогнули не от испуга, а от готовности действовать. Потом Митька Столыпин так же глухо обронил:

— А он хотел в похоронную команду.

— Кто? — не понял Илья.

— Ну, этот... Мишка Лукачев.

Илья пронзительно взглянул ему в глаза. Столыпин принял этот взгляд спокойно, спокойно сказал:

— Вы правильно сделали. Не он один виноват, что стал таким. Война тоже виновата. Он неплохим канцеляристом был бы и никогда не узнал бы, что в нем самом живет второй человек — трус.

От этих слов Илье стало нехорошо, и он хотел было уколоть солдата: «Ты, брат, мудрец — не подозревал», — но там, в глубине, раздались шаги, потом на площадке появились Берест, переводчик, а за их спинами выросли немецкие автоматчики. По мере того как поднимались по ступеням Берест и переводчик, поднимались дула их автоматов.

Берест это чувствовал спиной, а глазами видел огромного, шагнувшего к нему навстречу Митьку Столыпина с противотанковыми гранатами в руках и Илью Сьянова с изготовленным для стрельбы автоматом. Когда он уже был на верхней ступеньке, кто-то из фашистов полоснул по нему автоматной очередью. Второпях немец промахнулся, и пули застучали в торец ступеньки. В ту же секунду обе противотанковые гранаты Столыпина грохнули где-то внизу, погасив стрекот автоматов. Вокруг загрохотало, заухало, рейхстаг наполнился обычными звуками боя. Всем стало ясно — переговоры прерваны, война продолжалась.

Они укрылись за колонной. Берест стряхнул с плеч известку, поправил фуражку. Близко увидел Сьянова. И засмеялся.

— Ты знаешь, фрицы лучшего ничего не могли придумать, как предложить нам сложить оружие. В рейхстаге нас, говорят, тысячи. Продовольствия и боеприпасов — на годы... Совсем из ума выжили, вздумали чем нас напугать!

Где-то в районе ложи для прессы вспыхнула ожесточенная перестрелка. «Немцы полезли», — мелькнуло в голове Сьянова, и он, жестом приказав Митьке Столыпину следовать за собой, побежал на выстрелы.

Илья стоял за колонной и напряженно всматривался в глубину коридора. Не слышал, как подошел капитан Неустроев.

— Поздравляю, — пожал он руку командиру роты.

— С чем? — не понял Илья.

— С Первым мая, конечно!

— Спасибо, Степан Андреевич.

— Что новенького?

— У немцев много раненых. Хочу передать им, чтоб вынесли, не будем стрелять.

Они посмотрели друг другу в глаза, Неустроев вздохнул:

— Будь начеку. Понимаешь, фашисты, как клопы, лезут из всех щелей, бьют из-за угла в упор и в спину.

— Фанатики.

— Тем более обидно умереть от руки такого подлеца.

— Понимаю.

Командир батальона исчез так же бесшумно, как и появился. Но немцы заметили какое-то движение, и несколько пуль пропели по обеим сторонам колонны. Илья в ответ послал короткую очередь, как бы предупреждая. — мы здесь, на месте. Митька протянул ему бокал.

— Что это? — спросил Илья.

— Коньяк.

Сьянов не удивился тому, что появился коньяк в хрустальном, похожем на тюльпан цветном бокале. Тревожило другое.

— Нельзя, расслабну.

— Я отмерил пятнадцать граммов. Так велела Валентина Сергеевна. Вы же вторые сутки ничего не едите.

— А ты?

— Не обо мне речь, пейте! — твердо сказал Столыпин, зная, что сейчас и власть, и правда на его стороне.

Илья выпил, ощутив на пересохших губах полынно-горьковатый привкус. Оттуда, где лежали раненые, донесся стон.

— Позови переводчика. Пускай скажет им, чтобы вынесли раненых. На это время мы прекратим огонь.

Пришел переводчик Виктор Дужинский, сделал рупором ладони и громко — три раза — повторил слова Сьянова на немецком языке. Раненые перестали стонать. Илья вышел из-за колонны. Где-то в глубине здания стреляли неизвестно в кого, Илья закинул автомат за плечи, сказал:

— Пускай пока подумают, а я обойду участок. — Из его головы не выходили слова командира батальона: «Фашисты, как клопы, лезут изо всех щелей».

Он спустился в коронационный зал и пошел вдоль стены. Это уже были не его владения. В зале с утра занял позиции батальон Давыдова. Бойцы находились где-то в глубине, а здесь было пустынно, как зимней ночью в кустанайской степи...

Неприятный холодок заставил Илью оглянуться. Теперь он увидел не только три автоматных дула, направленных в него, но и три пары глаз, смотрящих настороженно и выжидательно. «Почему я не взял гранату?» — медленно текла мысль, а вслух он тихо приказал:

— Не стрелять! — И еще тише: — Не стрелять!

— Я поляк, я поляк! Я знаю русский, — рванулся вперед один автоматчик.

— Бросить оружие!

Все трое бросили на пол автоматы. Илья подобрал их, держа немцев под прицелом своего автомата. Поляк между тем говорил, говорил:

— Нас послали на разведку. Меня взял переводчиком. Мы все решил сдаться.

— Как вы сюда попали?

— Через подвальный окно. Вон там.

«Там, где погиб Ищанов», — пронеслось в голове Сьянова.

— Идите туда, — приказал он на выход. — Скажешь, что добровольно сдались в плен. Там вас встретят. Марш!

Илья торопился. Чутье воина подсказывало: за этими лезут другие. Успеть перехватить их. Он подбежал к окну И увидел: через подвальный проем вылезли еще три фашистских автоматчика. Бесшумно, быстро один вскочил на другого, а третий прижался к стене со вскинутым автоматом.

— Хальт!.. Хенде хох! — крикнул Илья.

В окне просвистели пули.

— Хенде хох! — озлобленно приказал он.

И снова в ответ автоматная очередь. Илья видел через выщербленный край подоконника, как расчетливо и спокойно стрелял автоматчик, а те двое терпеливо выжидали случая, чтобы через окно проскочить в здание. По лицам можно было определить — фашисты знали, на что шли. Двумя короткими очередями Илья пригвоздил их к тротуару.

Тут его и нагнал Митька Столыпин.

— Унесли раненых?

— Нет, молчат и не выносят. Я за другим: вас срочно вызывает командир полка.

— Хорошо, отправляйтесь к себе.

Митька не тронулся с места.