Василий Ажаев - Далеко от Москвы

— Хорошо, если он уже до пролива добрался, — сказал Алексей.

— Сомнительно. Девятый участок миновал, об этом я слышал от Панкова. Зато после девятого дорога все хуже, а от Адуна к проливу совсем, говорят, нет дороги. Вряд ли удастся ему довести машину до места, хотя упорства у него много. Громадный труд взял человек на себя!..

— Зато и пользу большую принес, — заметил Беридзе. — На всех участках, где мы были, шоферы упоминают его в своих социалистических обязательствах...

— После Сморчкова явились из Новинска — что вы думаете? — триста человек гостей, — рассказывал Шмелев.

— Колонна Гончарука?

— Да. Этим сообща легче путь одолевать... Если дорогу замело, они сходят с машин и сами расчищают ее. И тоже изрядно утомились люди: иногда приходилось пробивать сугробы на нескольких километрах пути. Это, пожалуй, хуже, чем пешком идти. Сам Гончарук больной, еле двигается. Он решил так: если дорога дальше скверная — оставить машины на десятом участке и к проливу идти пешком. И верно, не тащить же грузовики на собственных плечах! Они у меня всего один день побыли, но хлопот много доставили: разместить где-то надо и покормить, ведь триста человек! Зато и помогли они мне хорошо, работали по-стахановски. Потом тракторист Силин прикатил с целым домом на полозьях. Этот тоже крепко помог — дорогу укатал, грузы подтянул.

— Когда Силин проехал?

— Сейчас вспомню... Позавчера! Сразу после него хозяин препожаловал.

Снова инженеры услышали эту фразу, сказанную веско и многозначительно. Беридзе, будто не понимая, о ком идет речь, спросил:

— Какой такой хозяин?

— Да начальник строительства. Кто же еще у нас хозяин на Адуне?

Скинув шапку и обнажив совершенно лысую голову, Шмелев налил себе кипятку и, прихлебывая, рассказывал, как неожиданно приехал Батманов, все осмотрел, поговорил с людьми, выругал Васильченко и его, Шмелева. Воспоминание об этом доставляло Шмелеву явное удовольствие.

— За что попало Тане Васильченко от начальника? — спросил Беридзе.

— За то, что склады не готовы, — не поняв вопроса, продолжал рассказывать Шмелев. — «Собрался, говорит, целый год возиться со своими несчастными амбарами? Мы за год весь нефтепровод построим!.. А если буран трубы и все добро занесет, откапывать будешь?..» Непостижимый он человек: все заметил, на все навел критику! За штабеля тоже ругал — зачем такие высокие: «Что, у тебя места мало, что громоздишь их до неба? Громозди, громозди — тебе же больше работы. Скоро развозить трубы будем в линейку — вот тогда и помучаешься со своими небоскребами!..»

Алексей рассмеялся: даже интонацию Батманова сумел воспроизвести Шмелев.

— За что же все-таки начальник ругал Таню Васильченко? — переспросил Беридзе.

— Ей, конечно, досталось за провод. Медленно, мол, тянет. Он сюда вместе с ней пришел. У меня еще связи с участком не было, а ему хотелось с управлением поговорить и диспетчерское совещание провести отсюда. Не вышло. Он и напомнил Татьяне Петровне, сколько километров провода она обещала тянуть ежедневно. Высчитал, сколько не дотянула: «Обманула, говорит, меня и государство».

— А она? — спрашивал Алексей.

— Она отмалчивалась. Видно, обиделась. Гордая девушка, самолюбивая. Я ведь ее отца, Петра Васильченко, знавал...

— Откуда? — заинтересовался Беридзе. Для него было важно все, что касалось Тани.

— Партизанить привелось в его отряде. Лихой командир был и душа-человек. Татьяна вся в него — и лицом и характером. — О Петре Васильченко старый партизан говорил с какой-то торжественной гордостью. — Вместе с хозяином навестил меня и Панков Степан Кузьмич, начальник нашего участка. Его я тоже издавна знаю. Он очень дружил с отцом Тани. Пока Батманов отдыхал, мы со Степаном Кузьмичом напролет всю ночь проговорили, вспоминали волочаевские дни. Панков из старой гвардии, человек сильный, твердый, его всегда на тяжелые участки ставят, и он справляется. Татьяну-то Панков очень уважает. В управлении, при старом начальстве, у нее были крупные неприятности из-за ее прямого характера. Степан Кузьмич взял Таню под защиту, и она у него на участке работала все смутное время...

— Панков здесь начальника встречал, что ли?

— Его хозяин в Новинск вызывал, вот он и поехал. Ну, встретились на полпути, где-то на седьмом участке. Батманов вернул Степана Кузьмича обратно: «Покажи мне, говорит, своего заместителя и сдавай дела. Посылаю тебя своим представителем на пролив, наводи там порядок, потом и я подъеду, помогу». Они, видать, хорошо сошлись, душа в душу.

— Среди связистов Татьяны есть, кажется, сынишка Панкова? Живой такой паренек, Генка, — вспомнил Алексей.

— Точно, это его сын. Степан Кузьмич встретился с ним. Они у меня тут чаи распивали втроем: хозяин, Панков и Генка. Батманов объяснял Степану Кузьмичу: «На свой риск отпустил я его с Татьяной. Очень уж настоятельный малый, не хочет отставать от товарищей». Степан Кузьмич отвечает: «Ничего, пусть к трудностям заранее привыкает, в коллективе он не пропадет». Извините меня, я сейчас.

Шмелев увидел в окно подъезжавшие машины и выбежал встретить их.

— Пойдем, друг Алеша, нечего тут засиживаться, — сказал Беридзе. — Трубку выкурю и тронемся.

Алексей понимал — Беридзе не терпелось повидать Татьяну: до нее было недалеко, всего несколько километров.

Вернулся Шмелев. Посмотрев на распарившихся от жары инженеров, он подчеркнуто сказал:

— Хозяин велел передать вам, что он уже был у меня...

Ковшов представил себе, как сидел и распоряжался в этой каморке Батманов.

— Что сказал вам начальник? — спросил Алексей.

— Чтобы, значит, вы не задерживались. «Они, говорит, до всего жадные, непременно будут ко всему прикладываться. А у них есть дело поважнее твоей базы. Вот и гони их отсюда. Но вежливо, они тоже власть имеют и сами тебя могут выгнать».

Алексей и Беридзе посмотрели друг на друга и молча поднялись. Шмелев, смущенный, вскочил.

— Товарищ главный инженер, да что вы? Я ведь вам только слова начальника передал в точности. Вы здесь и сами везде хозяин.

— Нет уж, раз такой наказ получил — гони нас в шею! — с напускной серьезностью возразил Беридзе.

— Как раз не советую вам сейчас уходить: буран скоро поднимется, — убеждал Шмелев. — Я на Адуне давно живу — знаю, когда погода меняется.

— Мы пойдем, — решительно заявил Беридзе. — Погода ясная, и ты, папаша, на нее туману не напускай.

Они двинулись от базы по неглубокому распадку, похожему на просеку и как бы разделявшему два несхожих между собой леса: справа росли высоченные, прямоствольные лиственницы и ясени, слева — деревья разных пород и высоты. Солнечные лучи едва пробивались сквозь их плотные, запорошенные снегом, кущи. Небо тянулось над распадком веселой чисто голубой полосой. Два лыжника были, казалось, единственными живыми существами в охваченной морозом тайге.