Василий Ажаев - Предисловие к жизни

Приятеля на месте еще нет, и ты, как условился, поджидаешь его у железнодорожного моста, нависшего над улицей.

За ржавой железной оградой хорошо виден завод — три потемневших кирпичных корпуса буквой «П». Едко, неотразимо пахнет кислятиной (ты уже знаешь — это запах фенола). Воздух чуть дрожит, сотрясаемый какими-то заводскими машинами. Из металлической трубы, согнутой коленом, возникает и мгновенно растворяется в летнем зное столбик белейшего пара, он словно просит окружающих не мешать трудиться: «Т-ш-ш…»

Ты не сразу замечаешь подошедшего Ваню. Он тоже глядит на завод, тоже волнуется, и ему, как и тебе, хочется сказать что-нибудь праздничное, вроде: «Я иду работать — возьми меня, завод. Возьми мои мускулы, мою сыновнюю любовь».

Вернее всего, вы оба, и ты и Ваня, попросту боитесь, как бы вам не показали от ворот поворот. На бирже труда могли перепутать, и на заводе вовсе не нужны лаборанты. Но ваш дружок Костя не какой-нибудь посторонний человек на заводе, и ему недаром же сказали: присылай своих ребят.

Без препятствий вы минуете проходную. «Ступайте, ступайте, ребятки, смелее», — подбадривает вас вахтер тетя Нюра с большим, во всю щеку, сине-красным шрамом и разными глазами — один свой, быстрый и добрый, второй — чужой, неподвижный и мрачный. Тетя Нюра советует обратиться в конторе прямо к главному химику Пряхину Семену Федоровичу.

В маленьком кабинете вы растерянно топчетесь около дверей под взглядами сразу трех химиков в одинаковых сатиновых халатах и рассказываете про свою школу второй ступени с химическим уклоном.

— Этот самый уклон и дает вам высокое звание лаборантов-аналитиков? — недружелюбно спрашивает человек с дергающимся в тике плечом.

Ты, Борис, протягиваешь ему свернутое аккуратной трубочкой новенькое свидетельство об окончании школы.

— Ого! — химик удивляется размеру документа.

— Химия — чудо, друзья мои, особенно органическая химия лекарств, — говорит главный химик Пряхин. Он с явным удовольствием разглядывает вас обоих выпуклыми светлыми глазами. — Молодцы, что выбрали химию, благородное занятие.

— Думаю, не столько они выбрали химию, сколько химия выбрала их, — возражает человек с тиком. — Я попрошу вас, Семен Федорович, предупредить молодых людей: занятие не столько благородное, сколько тяжелое. Сладкого мало. Ведь они согласно этой большой бумаге жаждут работать именно лаборантами-аналитиками.

Держа на ладони развернутое свидетельство, он подчеркнуто бережно возвращает его тебе.

— Надо понимать, вы их не берете в лабораторию, Николай Никандрович? — вежливо спрашивает третий химик, маленький аккуратный седенький человечек.

— Нет-с, Михаил Ильич, не беру. — Заведующий лабораторией дергает плечом. — Здоровенные верзилы и тонкое хрупкое лабораторное стекло противопоказаны друг другу. Я подожду, когда из их же школы придут девушки. Колбочки и пробирочки созданы для девушек с нежными ручками.

Маленький химик — начальник цеха — доволен.

— Отлично! Давайте парней в мой цех, Семен Федорович. Я человек не гордый, для меня чем здоровее верзилы, тем лучше.

Вы стараетесь не слышать перепалку, ваше внимание приковано к Пряхину.

— Маленькая щепотка в пакетике — вот образ почти любого лекарства, — негромко и с чувством говорит вам Пряхин. — А здесь придется иметь дело с десятками, сотнями тонн лекарства, то есть с большим и сложным производством. Не побоитесь пойти в цех?

Вы, разумеется, подтверждаете свою готовность трудиться в любом месте на производстве. На лабораторию вы и не рассчитывали.

— Меня радует, что к нам идут сейчас грамотные рабочие, знакомые с теорией, — это Пряхин говорит начальнику цеха и заведующему лабораторией. — Они-то со временем и двинут вперед нашу химию.

— Дай бог, — не возражает заведующий лабораторией Хорлин, между тем егозливое плечо его делает скептическое движение.

Через несколько минут вас уже провели приказом (так выразилась строгая женщина из отдела кадров, просмотревшая ваши справки и документы). Маленький химик по фамилии Нусбаумер аккуратно и не торопясь шагает по заводскому двору, а вы следуете за ним и уважительно ловите его важные поучения.

— Работать будете на сушилке Зальге, — четко выговаривает слова Нусбаумер. — Все очень просто: вы не должны от нее отставать.

Объяснения, конечно, более пространны — маленький начальник любит наставлять, но смысл заключается именно в этом — нельзя отставать от сушилки.

Нусбаумер приводит вас в большое, не очень светлое помещение, где в два ряда стоят на массивных чугунных ногах шесть огромных, лоснящихся, будто покрытых жиром, черных автоклавов. Здесь сравнительно тихо — ременный мягкий перехлест трансмиссий и почти мелодичное посвистывание углекислого газа, пробегающего по узеньким медным трубочкам из баллонов в аппараты; эти звуки почти уютны. Пол чуть ощутимо сотрясается от ровного спокойного движения в автоклавах.

Первое впечатление — в цеху никого нет, аппараты обходятся без участия человека. Впечатление обманчивое: появляется рослый мужчина в чистой спецовке — аппаратчик Дронов Григорий Михайлович. А вот и другой аппаратчик, Коля Курдюмов. Он ловко и быстро стоймя перекатывает большущий черный баллон с жидкой углекислотой, мышцы вздуваются у Коли под полинявшей красной футболкой.

— Пополнение, — лаконично рекомендует Нусбаумер тебя и Ваню. — Передаю на ваше попечение.

— Спасибо, — серьезно благодарит Дронов. Ярко-синие глаза его внимательно присматриваются к пополнению. Не меняя выражения лица, он вдруг дружески подмигивает. Вы переглядываетесь, вам уже по вкусу Дронов и его цех.

Нусбаумер замечает ваше оживление и спрашивает, кивая на гиганты-автоклавы:

— Хороши самоварчики? Придет время, доверим и вам поухаживать за ними. В самоварчиках происходит серьезная вещь.

Маленький химик перелистывает контрольный журнал, одобрительно кивает ребятам и удаляется осторожными шажками. Немедленно же из-за ближайшего автоклава появляется кудреватая голова Кости Туфлина. В измаранной спецовке у него вид заправского рабочего. Оказывается, Костя заметил приятелей еще во дворе, но старался не попадаться на глаза строгому начальнику.