Галина Башкирова - Рай в шалаше

Возможно, для Тани было откровением, что Верочка, отнюдь не рациональный, напротив, очень эмоциональный человек, сама почти сформулировала мысль о реальности фантомов и их губительной власти над нашей жизнью. И опять-таки: было бы нелепо утверждать, что это наблюдение поразило Таню тотчас же, едва она ушла в заднюю комнату «Ботсада» и открыла блокнот. Ничего она в эту минуту не поняла, не догадалась, ничего не успела придумать. Она села работать, чтобы хоть немного отвлечься от того, что продолжало сыпаться ей на голову, села и начала писать, вот и все. Каждый исследователь, вообще каждый творческий человек хоть немного, но машина, запущенная раз и навсегда, и Танина машина продолжала работать.

А может, свой пункт девятый она занесла в блокнот вовсе не в этот вечер, а в какой-то другой.

...Смеркается, лаборатория пуста, Верочка в предбаннике что-то печатает на машинке, спина ее вздрагивает, и Таня склонилась над блокнотом. Может быть, это уже совсем другой вечер? Но Тане впоследствии казалось, что именно в этот вечер Верочкин рассказ послужил печальным толчком для всего того, о чем она прежде думала, но что так долго не давалось ей в руки. А не давалось потому, что обычно в любой научной проблеме уже разработан свой язык, свои подходы, своя фразеология, здесь же все надо было формулировать заново. Тане поневоле пришлось излагать свои мысли простыми общедоступными словами, с тем, чтобы потом перевести их на язык научный.

Таня сталкивалась с подобным явлением первый раз. Напротив, хорошо вымуштрованная в университете, прошедшая школу обучения у Ираиды, она обычно с трудом отказывалась от схематичного сухого языка, а тут схема не получалась, до схемы было далеко.

«10. Мы пока не будем касаться взаимоотношений личности и вещи, тут возникает сложная система фантомов, многократно описанная в литературе (смотри «Портрет» Гоголя). Последний пример — взаимоотношения человека и машины. Например, машина-диагност воспринимается в качестве психотерапевта. Или еще более простой пример: человек и автомобиль. Когда у владельца автомобиля неприятности, автомобиль, по его мнению, ломается.

11. Простейший пример возникновения фантома — «эхо». Первое, что приходит в голову, когда слышишь эхо, что это голос человека. Иллюзия «эхо» легко разрушается от анализа поведения «эха». Гораздо сложнее разрушить эхо в случае возникновения его при диалоге человека и техники (смотри приведенные выше примеры).

12. Наиболее любопытны для нас фантомы, возникающие при общении людей друг с другом. Человеческие отношения. Поведение человека протекает в определенных сферах общения. Любой слух, сплетня, любое отклонение от обычной нормы поведения, происходя на глазах у людей, видится и оценивается ими. Каждый человек вводит в общий «разговор» свою информацию о событии, слухе, сплетне, вернее, как бы подправляет их. Постепенно складывается общее суждение о том или ином человеке и свойственной ему норме поведения, это суждение начинает функционировать, вращаться как бы отдельно, независимо от самого человека и воспринимается тоже как живой человек, как личность. Сложившееся мнение порождает несуществующие личности, фантомы. Возникая, эти фантомы, то есть представления о человеке как о добром или злом, карьеристе, трусе, гении или злодее, вне зависимости от того, верны ли они на самом деле, начинают оказывать влияние на него самого. Человек принимает как реальность мнение фантома о тебе самом. Он начинает верить в него и старается не выйти из роли, которую предлагает ему фантом. По существу происходит обезличивание человека, растворение его в том образе, каким он не является. Но человек часто рассматривает это подчинение коллективному фантому как приближение к личностному идеалу».

...Совсем не просто разобраться в том, что торопливо записывала Таня. И возникает целый ряд вопросов. Так, когда она все это продумывала, вспоминались ли Тане давние Костины стихи, кончавшиеся строчкой: «Ты не женщина, просто знак, мне привидевшийся фантом...» Догадалась ли она после предупреждения Верочки, что сама разгуливает по краешку устоявшегося мнения о себе самой. Ведь в своих рассуждениях Таня вплотную подошла к мысли о том, что почти любая малая группа устроена так, что ждет от личности того, что привыкла ждать, — однозначности реакций и суждений, однотипности поступков. Тем самым общение, а оно часто бывает автоматоподобно, невольно создает особый тип фантомов: рассматривая человека как вещь, машину в том смысле, что человек не должен быть способен на необычные поступки, на несвойственное ему настроение, на болезнь, например, если он слывет среди всех здоровым, на взлет фантазии, если он известен как скупой педант, на подлость, если все убеждены в его благородстве, на добрые дела, если все уверены, что он эгоист. Тем самым могущественное «ВСЕ» превращает человека в автомат, созданный по подобию «ВСЕ ТАК СЧИТАЮТ», даже если эти «ВСЕ» — группа из пяти человек, лишающая человека возможности сильных выборов и поступков, ибо любой сильный выбор «смущает» отлаженное общение.

...Всего этого Таня не написала, она напишет об этом позже и гораздо более учеными словами. Она назовет общение человека с вещью и одушевление человеком вещного мира (всю первобытную магию, все языческие культы) фантомами первого порядка, и для анализа их Тане понадобится страниц двести — триста, не меньше. Фантомами же второго порядка Таня обозначит таинственный плод совместного человеческого воображения, который, будучи создан и запущен в действие, бывает реальнее, живее и опаснее для воображения человека, ему вверившегося, чем близкие люди, его окружающие, носители все того же фантома. Поодиночке люди гораздо безобиднее, чем совместное «производство» их воображения.

И тут на память невольно приходит Вера Владимировна и ее история.

В самом деле! Бедная Верочка оглянуться не успела, как ее подмял под себя и все за нее решил фантом, ею самою созданный, ее представление о своей роли среди людей и о том, как эту роль они воспринимают.

Вполне возможно, Таня сумбурно и невнятно излагала свои мысли, но в них что-то важное заключено для всех людей, какое-то больное зерно, если нечто неодушевленное, лишенное плоти, голоса, обаяния личности, грубо вмешивается в жизнь и кроит ее так, как этому «нечто» удобно. Разумеется, мощные фантомы не складываются в одночасье, разумеется, Верочкино представление о себе как самом необходимом человеке в «Ботсаду» имело длительную историю и, как все длительное, неизбежно печально. Но ведь результат от этого не меняется.

...Если бы ее муж не погиб в первый же месяц войны на подступах к Москве, оставив ее двадцатилетней девчонкой, только что окончившей учительский техникум, с больной матерью на руках, то есть если бы не было войны, если бы на войне не погибло двадцать миллионов мужчин Верочкиного возраста и тех, кто старше, и если бы до того не погибло еще несколько миллионов, кто знает, как сложилась бы ее судьба. Крохотный носик, тонувший в румяной округлости щек, карие с поволокой глаза и уже тогда чуть суетливая манера говорить обещали молоденькую хозяйку, повязанную счастливыми домашними хлопотами, полногрудую даму, умело и со вкусом выбирающую мясо для обеда. И вечером книжка в руках и вряд ли особенное увлечение телевизором, слишком много веселости и надежды читалось в карих тех глазах, и прогулка с мужем под руку, а там уж покатили коляску с внуком, и подружки дочери уже завидуют, что у нее так хорошо сохранившаяся, полная сил мать... Кем бы Верочка потом ни работала, в ее двадцатилетних глазах сияла мечта о такой жизни... И казалось, что именно такая, разве что в деталях отличная жизнь (не дочь, а сын, или мы ошиблись с неприверженностью ее к телевизору) Верочку ожидала. Ибо не откликнуться на сияние этих глаз, не дать Верочке возможность суетиться, ворковать, ласково приговаривать разные милые словечки, окутывать, заслонять своим телом от любой обиды было бы слишком большой жестокостью со стороны судьбы.