Владимир Корчагин - Путь к перевалу

Петр Ильич потянулся к ручке двери. Но дверь неожиданно раскрылась.

— А-а, Петр Ильич! — воскликнула Софья Львовна с неизменной обворожительной улыбкой. — Вас-то я и хотела видеть. Модест Петрович просил передать, чтобы вы забрали свои документы обратно…

— Как обратно?

— Да понимаете… Утверждения на вас до сих пор нет, а Модесту Петровичу подали заявления другие люди, со степенью. Поэтому обстановка на конкурсе будет неблагоприятной для вас, и лучше просто отказаться от участия в нем. Мы сожалеем, но…

— Об этом уже знает весь факультет! Я сказал даже Воронову! — почти крикнул Петр Ильич.

— Вот с этим спешить и не стоило, — назидательно заметила Строганова. — Но ничего! Я надеюсь, Воронов примет своего блудного сына и даже станет относиться к вам лучше прежнего. Так что вы еще спасибо скажете Модесту Петровичу…

Ларин почувствовал: еще миг — и он ударит ее.

Софья Львовна захлопнула перед ним дверь.

Петр Ильич пошел к выходу, но его остановила Нина Павловна.

— Петр Ильич! А Петр Ильич! Верно ли говорят, что вы уходите от нас к Бенецианову?

— С чего вы взяли? Ходите, собираете сплетни!

Нина Павловна обиженно передернула плечами:

— Какие сплетни! Весь факультет говорит об этом. Но я скажу откровенно — не дело вы затеяли. Модест Петрович — уважаемый профессор, но бросить Юрия Дмитриевича в такое время!

— Да что вам всем от меня нужно?! — Петр Ильич рванулся к лестнице. Но там поднимались Бойцов и Стенин. Бойцов что-то горячо доказывал, а Стенин внимательно слушал. О чем они говорят? Неужели тоже о нем?

Ларин бросился к запасному выходу, выбежал на полутемную площадку и вцепился в металлические поручни. Ему казалось, что и сюда кто-нибудь заглянет и ткнет в него пальцем. А в ушах звучало: «Когда корабль тонет, с него бегут крысы».

За окном давно вечер, а Саши нет. Люся встала из-за стола и прислушалась. Кажется, внизу хлопнула дверь. Теперь шаги на лестнице… Нет, все стихло. Сколько же еще ждать? И вдруг — звонок!

Она метнулась к двери:

— Саша, ты? Раздевайся, проходи!

— Нет, я на минутку…

— Пройди хоть в комнату, — она заглянула ему в глаза. — Ну, как?

— Плохо. Сначала вообще не хотели с нами разговаривать. Ладно, корреспондент помог. Дошли до самого управляющего, объяснили, что и как. Узнали, кто дежурил в понедельник. — Саша вынул из кармана записную книжку. — Вот, Крылов Степан Егорович. Но тут новое осложнение — ушел он в отпуск. Разыскали его адрес, поехали. Это в слободке, за мостом. А он вчера в деревню к родным укатил…

— Как же теперь?..

— Не знаю. Мы уж все передумали. Побывали с корреспондентом в редакции газеты. Потом опять поехали в Горэнерго, упросили показать журнал дежурного. Там ничего…

— Что же будет?

— Все говорят, снимут Юрия Дмитриевича с работы, раз такой случай на кафедре.

Люся закрыла лицо руками, отвернулась к окну.

— Что с тобой? Ты плачешь? Люся… Плохо ты знаешь Юрия Дмитриевича. Его так просто с ног не сбить. Да и мы не будем сидеть сложа руки.

— Но что толку! — проговорила она сквозь слезы.

— Как что толку! Борьба, которую ведет Юрий Дмитриевич, не на день и не на год.

— Да что говорить теперь об этом, зачем вообще жить, если его не будет на факультете!

— Что ты сказала?..

Тут только она поняла, что у нее вырвалось то, что нельзя было говорить ни в коем случае. Особенно Саше.

— Я сделаю все возможное… — с усилием проговорил он. — Нет, я сделаю даже невозможное, но разыщу этого диспетчера и докажу, что Юрий Дмитриевич ни в чем не виноват.

— Саша! — она бросилась К нему, но он молча отстранил ее руки.

Глухо стукнула дверь. Ушел…

И тут она увидела на полу небольшой, сложенный в несколько раз листок бумаги. Он выпал, должно быть, из записной книжки Саши.

Люся развернула листок. Стихи… И две большие буквы вверху: Л * А *. Но это же ее инициалы. Значит, и стихи написаны ей!

Люся ниже склонилась над плотно исписанным, потертым на сгибах листком:

Да, так бывает. Так было у него, наверное, когда чуть не исключили из университета и он решил уехать.

Больше она ничего не могла разобрать.

— Сашка, милый…

И вспомнился первый день в университете. Огромная заполненная до отказа аудитория, чужие, незнакомые еще лица, — и неожиданно приветливый голос:

— Вам сесть негде? Садитесь на мое место.

Потом — деревня. Ночь. Шаткий дощатый мостик. И его слова:

— Мне всегда казалось, что когда-нибудь я встречу…

И другая ночь — у подъезда ее дома. Пора расставаться, но так не хочется высвобождать руки из его широких теплых ладоней…

Взгляд Люси снова упал на потертый, убористо исписанный листок.

И называть тебя любимой… А она не остановила его, не крикнула, чтобы вернулся…

В университет он зашел просто так, чтобы только не оставаться одному. Свернул к кабинету Воронова, надеясь застать там Вадима или кого-нибудь из лаборантов. Тогда можно хоть поработать. Но кабинет был закрыт, пусто и в препараторской. Он вернулся в коридор и у деканата увидел группу ребят. Они что-то оживленно обсуждали. Он прошел мимо.

— Саша! Вот хорошо, что ты здесь, — догнала его Наташа. — Я хотела с тобой посоветоваться… Да что с тобой? На тебе лица нет!

— Устал очень… — Он опустился на подоконник. — Весь день на ногах. А толку… Слышала, наверное?

Она села рядом:

— Да, Костя рассказывал… А я насчет практики. Сегодня ведь места распределяли…

— А что места… Нас это не касается. На днях письмо получил от отца. Его назначили главным геологом новой экспедиции по комплексному обследованию Ваи. Народу потребуется уйма. Поедем туда?

— С тобой на Ваю?.. Это ты вправду?

— Сегодня же напишу отцу.

Она вздохнула. Он поднял глаза и словно впервые за эти месяцы увидел ее лицо, заметно похудевшее, с грустной задумчивой улыбкой. Знакомое теплое чувство проснулось где-то в глубине души.