Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

— Значит, убрать Садырина из бригады?

— Да, убрать! — Михеич ожесточился. — Он ведь бегает только два раза на дню: в полдень, когда начинается обеденный перерыв, и в половине пятого, когда шабаш.

— А куда Садырина девать? — по-школьному петушился Шестаков. — Кто-то должен его перевоспитать! Уверен, Садырин с его данными может стать хорошим монтажником.

— Данные-то у него есть, — Михеич вздохнул. — Только без отдачи.

— Вы только минусы Садырина помните. Однако за ним и плюсы водятся.

Шестаков припомнил случай, который вскоре после майских праздников произошел во дворе их дома. На детскую площадку заявились выпивохи с бутылкой на троих.

Согнали детишек с качелей и с горки, уселись за низкорослый столик, на низкорослые скамеечки. Опорожнили бутылку, закусили карамельками, задымили. Женщину, вышедшую во двор и сделавшую им замечание, обругали.

В это время во дворе появился Садырин:

— Убирайтесь или я из вас клоунов сделаю!

После короткой смачной перебранки в ход пошли кулаки. Ребятишки забились в раскрашенный сказочный терем и со страхом наблюдали, как дерутся дяденьки.

Садырин отшвырнул одного, сбил с ног второго, но упустил из виду третьего у себя за спиной. Тот схватил со столика пустую бутылку и трахнул Садырина по голове так, что в руке осталось только горлышко.

Садырин с трудом устоял на ногах. Он схватился за голову — рука в крови. Если бы не густая шевелюра, было бы еще хуже.

Он разъярился и набил морду своему обидчику до того, как первый помог второму подняться. Ни тот, ни другой не рискнули приблизиться — железные кулачищи у этого парня с шевелюрой.

Садырин достал грязный носовой платок и приложил к голове. Он повернулся и посмотрел в сторону ворот.

Пьяная троица отступала, передвигаясь при взаимной поддержке. Двое вели под руки третьего.

Садырин свистнул им вдогонку.

— Больше на глаза не попадайтесь. Не утомляйте меня. А то я вас намочу...

Он праздновал победу, качаясь на качелях с Майсуром Галиуллиным и другими ребятишками.

Михеич слышал об этом происшествии. Он отдал должное Садырину, который не побоялся встрять в драку один против трех, но наставительно напомнил Шестакову, что детская площадка — одно, а стройплощадка совсем другое. В тот майский день Садырин потому и отличился, что, не спросясь, ушел с эстакады раньше времени.

Шестаков еще более неуверенно пробормотал что-то про перевоспитание.

— Ты хуже меня либерал, — сказал Михеич строго. — Это тебе минус.

— Когда командовал отделением, у нас тоже завелся один сачок. Но мы его быстро привели в чувство.

— Отделение, взвод — одна статьи, а бригада высотников... И на фронте так было. Кто-то в разведке мытарился, по-пластунски чаще ползал, нежели ходил во весь рост. А Садырин прокантовался бы ездовым в обозе или в поварах...

— Я уверен, бригада может повлиять на Садырина.

— Наивный ты парень!

Перевоспитать... Если человек так сильно подвержен влияниям, значит, он может поддаться не только хорошему, но и плохому. И подчас плохому — скорее, чем хорошему...

Был и второй вопрос, который потребовал обстоятельного, приватного обсуждения в комнате Михеича.

Нельзя допускать к работе на верхотуре того, кто хлебнул спиртного накануне вечером.

Притупляется чувство опасности. Ухудшается координация движений. Может подвести глазомер. Можно потерять равновесие именно в тот момент, когда за его потерю платят увечьем или жизнью.

Михеич никогда не интересовался алкогольной статистикой. Если говорить по совести, рабочий класс и прежде заливал жажду не только квасом, класс — он тоже выпить не дурак. Но сейчас, по тревожным наблюдениям Михеича, пить стали больше, чем прежде.

И в первую пятилетку, когда Михеич молодым пареньком приехал по комсомольской путевке на Магнитку, были неумеренные любители спиртного. Одно время пьяницам там выплачивали зарплату не в общей кассе, а в специальной будке из фанеры, выпиленной и сколоченной в форме бутылки. Окошко кассира — на том месте, где приклеивают этикетку. Возле кассы-бутылки стояли дети с плакатом: «Нам стыдно быть детьми прогульщиков!» Такая касса похлеще вытрезвителя, гуляки — на виду у всего Магнитостроя, а не только у жен, которые ждали получки. Трудно сейчас Михеичу судить о том, насколько эта касса была законна и уместна. Но спрос на базарный самогон тогда сократился...

Не только вчерашняя выпивка может принести несчастье.

А заядлые рыболовы, ночь напролет просидевшие в лодке с удочками? Одного такого рыбака разморило на солнышке, он сел верхом на балку, прислонился к колонне и заснул.

— Эдак можно заснуть и на том свете проснуться, — выругал его тогда Михеич.

А охотники, которые обрекли себя на бессонницу, чтобы на зорьке караулить тетеревов? Перед такими охотниками нужно закрыть путь на верхотуру, или, как выражался Маркаров, «путь в высшее общество».

Перед сменой бригадир обязан быть наблюдательным психологом. Шестаков этими качествами не обладает, сам знает.

Когда Михеич поправится и займет в бригаде трон «короля земли», ежеутренний контроль он возьмет на себя. Знает, кому верить на слово, а кого следует проверить,

Михеич владеет удивительным умением определять, выпил монтажник накануне или не выпил, можно его послать на верхотуру или нельзя. Просверлит человека испытующим взглядом — надежнее всякого рентгена.

— А ну-ка дыхни! Проверим твое второе дыхание... Опять разыскал свадьбу, где можно было крепенько принять? Если сам себя не урезонишь, после следующей свадьбы распрощаемся. Ну как я тебя на высоту пущу? Сам себя сбросишь или задавишь...

— А если у меня душа наверх рвется? — хорохорился вчерашний свадебный гость.

— Душа твоя — хрен с ней, головы твоей жалко.

Михеич всю смену держал нарушителя на побегушках, гонял по свежему морозцу снизу вверх и сверху вниз по лестницам.

Он помнит, у кого после выпивки слезятся глаза, а с кем нужно неторопливо поздороваться за руку, чтобы проверить: слегка дрожат руки — это ему минус, это Михеич называет «играть на балалайке».

На такой случай у Михеича есть в ходу шутка:

— Помнишь, какой сегодня день недели?

— Понедельник.

— Значит, согласно кинокартине, доживем до понедельника? А если хочешь дожить до вторника — шагай отсюда! Подсобником на монтажную площадку.

— Почему? — ерепенится выпивоха.

— Потому, что удобнее ходить по земле, чем лежать в гипсе или в ящике...

Шестаков обязан быть придирчивым и крайне осторожным. За Погодаевым, Ромашко, Антидюрингом, Кириченковым можно не присматривать, эти в стопку не заглядывают.

А вот за Чернегой такое водится. За Садыриным нужен глаз да глаз, этот может явиться после хмельной вечеринки или бессонной ночи и нарушить закон-правило из-за желания оказаться лишний раз в центре внимания.