Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

Едва Чернега включился в работу, как сразу же по-новому организовал подъем ошкуренных бревен для верхних венцов. Бревна уже не подымали тужась, кряхтя, «раз, два, взяли», а закатывали вверх по крутым сходням.

Погодаев к двуручной пиле приставил Садырина и Чернегу, сделал это умышленно.

Садырин признавался себе, что наподличал тогда у магазина «Культтовары», не раз уже заговаривал с Чернегой, но тот не отвечал и не здоровался.

— Ну хватит дуться, Чернега, — Садырин снова сделал попытку помириться. — Ты не красная девица, которую я лишил невинности, а я...

— Не желаю с тобой разговаривать.

— Да сто лет ты мне не нужен!

— У тебя совести никогда не было, а если появится — не будешь знать, что с ней делать. Ты меня не только избил. Ты, если хочешь знать, мне психотравму нанес. Если бы тогда в милиции не нагадил... Еще показывал мне на пальцах решетку...

Молча допилили могучий ствол сосны. Пила у двух неприятелей ходила с согласным визгом.

Михеич был сам не свой. Второй раз у него разлад со всей бригадой. Первый раз — при коллективном бегстве из котлована на две высокие опоры, разобщенные Ангарой. И сейчас все, кроме него, работают на «народной стройке».

Проходя мимо плотничавших монтажников, — солнце сияло на лезвиях их топоров, на ощеренных зубьях пил, — он замедлял шаг или останавливался и подолгу глядел. Удивленно посмотрел на усердного, молчаливого пильщика Садырина. Одобрительно кивнул Погодаеву, который хлопотал за старшего.

Выходит, попутал его Рыбасов, неправильную оценку дал приезду в Останкино актерки. Ведь самое главное — что? Ребята относятся к ней с симпатией и уважением. Это ей плюс. Даже гордятся тем, что прилетела за тыщи километров к их товарищу. Если такая, можно сказать, известная личность влюбилась в простого монтажника, каждый из них может мечтать о такой же принцессе...

Избушка быстро прибавляла в росте. Односкатная крыша, дощатая дверь. Оконце смастерили, учитывая габариты ветрового стекла, снятого с того же грузовика, утонувшего на зимнике.

Только в час обеда в Останкине было тихо — плотники воткнули свои топоры в пнища, окружавшие стройплощадку.

К позднему субботнему вечеру терем-теремок вчерне был готов, и Погодаев, властью старшего прораба «народной стройки», отстранил от работы бригадира Шестакова без права появляться на стройплощадке — пусть отдохнет, выспится досыта и все воскресенье просидит за учебниками.

— Зубри, зубри, тренируйся ка попугая, — подбадривал Маркаров на следующий день Шестакова, уткнувшегося в учебник. — Без зубрежки протянешь на экзамене ножки.

В воскресенье к «народной стройке» подключился экипаж вертолета и заспанный Кириченков. Первые два дня он участия в работе не принимал, но, когда пришло время ставить стропила, согласился приварить скобы.

В тот день Михеич мимоходом сделал какое-то замечание Нистратову, прикрикнул на Садырина, который, как заметил Михеич, тяп-ляп ошкурил бревно.

Поздней ночью при лунном свете еще стучали топоры, а в понедельник утром терем-теремок предстал взорам обитателей Останкина во всем своем свежеотесанном, пропахшем смолой сказочном обличье.

Как назвать воздвигнутый терем, лучшее сооружение в Останкине?

Кириченков предложил поднадоевший Самострой, его дружно освистали. В конце концов назвали Лунный терем, поскольку работали лунными вечерами, лунную ночь под воскресенье — напролет.

Еще на крыше терема стлали рубероид, а Маркаров с помощью Нистратова и Садырина уже перетащил туда все движимое имущество — чемодан и рюкзак Нонны, гитару, свой обшарпанный чемодан и две увесистые пачки книг.

Рубероид на крыше придавили камнями. С полянки, где прежде работала легкая пилорама, нанесли кучу опилок. Духовитый и мягкий паркет! Могучий срез лиственницы — круглый столик, чурбаки — табуретки, три гвоздя, вбитых в стену, — шкаф, топчан застлан хвоей.

На радостях Антидюринг прикрепил кнопками к бревенчатой стене фотографии, по которым соскучился. Нетерпение новосела! Так вместе с ним и Нонной в Лунном тереме поселились: Гагарин, Энгельс, Хемингуэй, Шукшин, Сарьян и Цицерон.

Погодаев горделиво огладил реденькую бородку и подал команду «шабаш».

Шумной гурьбой отправились на речку. Не у всех доброхотов-плотников нашлась смена чистого белья. Две недели назад белье отправили в стирку вертолетом в Приангарск, но прачечная не справляется с заказами, аэродром не справляется с перевозками, и белье застряло — то ли чистое, то ли грязное.

Нонне не разрешили помогать на стройке терема, зато теперь она затеяла вселенскую стирку. На рассвете Маркаров начерпал из речки воды, наполнил железную бочку, разжег костер. Она стирала пропотевшие майки и рубахи в ванночке. Стояла Нонна так, чтобы ее овевало дымом от костра и легче было совладать с мошкой, а чистое белье развешивала на кустах, на хвойном подросте с надветренной стороны.

Нонна окончила стирку и сидела, не чувствуя рук. Мартик поцеловал ее руки, горячая мыльная пена смыла с ногтей перламутровый лак.

— Без маникюра твои руки еще красивее.

— Я и не подозревала, что ты такой тонкий подхалим.

После стирки она помогла дежурному раздать обед. Погода в первой половине дня была нелетная, вертолет задержался, и обед правильнее было бы назвать в тот день ужином.

— Что ты наших ребят обстирала и на котлопункте сотрудничаешь, это тебе плюс, — одобрил Михеич.

С опозданием вернулся прораб Рыбасов. Он обомлел, увидев свежесрубленную избушку, склонил голову и заорал:

— Кто позволил взять бревна?

— Эти жалкие трехметровые обрезки? — удивился Шестаков. — Сами напилили.

— А рубероид?

— Валялся без толку под той лиственницей, — дал справку Михеич.

— Много берете на себя. Не забывайте, что я материально ответственное лицо!

— Вы хоть и материально ответственное лицо, а роняете такое... — Садырин знал, что разрушить терем-теремок прораб не посмеет, самое время ему нагрубить.

Когда Рыбасов отошел, спотыкаясь на ровном месте и оглядываясь, Садырин довольно громко сказал Шестакову:

— И не лицо у него вовсе, а харя. Конечно, тоже материально ответственная.

Михеич искательно заговаривал с Маркаровым, и было очевидно: старик жалел, что ершился, но еще не собрал смелости признаться в этом.

— Старик — добрая душа, чувства у него молодые, современные. А думает консервативно, — сказал Мартик тихонько Нонне.

В знак примирения он решил пригласить Михеича на новоселье, надо помочь ему выйти из неловкого положения. Посоветовался с Нонной, и та предложила — Михеича пригласит она. Ей легко притвориться, что она слыхом не слыхала о его оппозиции, она предоставит Михеичу возможность все забыть; конечно, если он сам этого захочет.