Вилис Лацис - К новому берегу

«Батальон» разбили на две группы. Четверо во главе со Стелпом должны были пробраться со стороны сада, а Тауринь с двумя бандитами получил приказание приблизиться к колхозному центру со стороны дороги и отрезать колхозникам путь к отступлению; когда те, услышав первые выстрелы, побегут к двору, их остановят пули. Поднимется паника, Тауринь крикнет: «Руки вверх! Ложись лицом к земле!» — и тогда семеро бандитов смогут сделать с ними все, что только вздумают. За малейшую попытку сопротивляться — пуля. Некоторых можно будет пристрелить на месте, а самых главных взять с собой в лес и постепенно замучить. Стелп жаждал крови, да и Тауринь не отставал от него. Сегодня ночью они надеялись утолить эту жажду.

В каждой группе один из бандитов хорошо знал местность. Тауринь, подождав, когда Стелп со своей командой исчез в полумраке летней ночи, медленно пошел к дороге, пролегающей между двумя большими полями. Достигнув дороги, он внимательно прислушался, но ничего подозрительного не заметил. Впереди на пригорке, за домом правления колхоза, раздались песни — наверно, собрались вокруг Яновых огней, а до остального им и дела нет.

— Пошли… — шепнул Тауринь и первым выполз из ржи на дорогу.

Медленными, бесшумными, воровскими шагами приближались бандиты к строениям колхоза. Проскользнули мимо машинного сарая на широкий двор. Один бандит ушел к северному концу жилого дома, второй следовал за Тауринем к воротам, которые вели в сад. Это были последние согласованные шаги группы.

— Стой! — прорезал тишину повелительный окрик. — Руки вверх!

В ту же минуту раздались выстрелы из-за дома правления колхоза и еще дальше, в поле, по которому Стелп приближался к саду. Позади Тауриня раздался стон, и когда бандит оглянулся, то увидел, что двое колхозников разоружали его спутника. Мысль о дальнейшей борьбе в один миг вылетела из головы Тауриня. Он вбежал в сад, бросился на землю и пополз.

Автомат мешал; забросив его в густую траву, Тауринь, подобно громадному насекомому, полз на четвереньках вдоль забора, пока не нашел щель, через которую с трудом выбрался из сада. Погони не было. Тауринь пролежал несколько минут, встал и бросился в колосившуюся рожь.

«Вот будет взбучка от Стелпа за брошенный автомат…» — озабоченно подумал он, но быстро забыл об этом, стараясь уйти как можно дальше от места стычки.

В колхозном центре вновь наступила тишина. Выстрелы прекратились, на верхушке шеста ярко горел смоляной бочонок.

Напрасно опасался Тауринь упреков Стелпа: нарвавшись на истребителей и не послушав их окрика, он был ранен в ногу и взят в плен, даже не успев выстрелить. Кроме Стелпа, поймали еще двух бандитов; троих бойцы майора Регута убили во время стычки. За всю перестрелку только один истребитель был ранен в плечо.

Седьмого бандита, оружие которого нашли в саду у забора, поймать не удалось. Разбившись на несколько групп, истребители, бойцы и колхозники почти до свету искали его по всем закоулкам. Следы убежавшего были видны в истоптанной ржи, но затем он вышел на дорогу, и дождь, непременный спутник Яновой ночи, сделал невозможными дальнейшие поиски.

Среди убитых бандитов колхозники опознали младшего сына Стабулниека, из живых они знали только Стелпа, остальные, видимо, были издалека. Когда Индрик Регут спросил Стелпа, кто был убежавший, тот поспешил ответить, что это один латгалец по фамилии Спрудзан.

Догорали Яновы огни. Женщины убрали со столов посуду. Участники праздника с песнями расходились по домам.

Артур с Валентиной уехали в город. Индрик Регут решил задержаться еще на несколько часов, в надежде поймать скрывшегося бандита. Айвар ушел с Анной, Жаном и Гайдой Римша, так как им было по пути; немного погодя направились домой Ян Лидум, Драва и Финогенов. Пиво ударило Драве в голову, и он громко рассказывал, как, по его мнению, следовало бы организовать охрану колхозного центра; по временам он останавливался и пытался показать, как расставлять посты.

— Почему они не поговорили со мной, старым фронтовиком? — сердился он. — Теперь одного из наших ранили в плечо, а можно было сделать так, чтобы из своих никто не пострадал.

Выбравшись на дорогу, Тауринь торопливо зашагал в сторону Змеиного болота. Вскоре пошел дождь.

«Теперь они не найдут меня и с собаками, — подумал он. — Пусть льет, чем сильнее, тем лучше».

Он не знал об участи, постигшей остальных бандитов, но понимал, что нападение на колхозный центр провалилось. Может, Стелпу удалось добраться до леса и он сейчас бродит в темноте, а возможно, один из выстрелов, раздавшихся за садом колхозного центра, уложил его на месте. Трудно сказать, что больше пришлось бы по душе Тауриню…

«Куда деваться? Идти обратно в лесную землянку? Если кто-нибудь из наших схвачен, в землянку ночью нагрянут непрошеные гости. Нет, туда возвращаться нельзя. Завтра истребители и бойцы обыщут все окрестные леса и кустарники. В этой стороне спрятаться невозможно, а до ближайшего пункта связи тридцать километров — до утра не доберешься. Что делать?»

Как загнанный зверь, Тауринь сверлил взглядом темноту, останавливался и прислушивался. Казалось, каждый придорожный куст грозил ему, каждый звук нагонял на него ужас. Тауриню чудилось, что рядом раздаются шаги: то здесь, то там что-то шевелилось в темноте. Вдруг он увидел шагах в двадцати трех мужчин, стоявших у самой дороги. Тауринь ясно расслышал, как один из них тихо сказал:

— Ты, Клуга, останься здесь, а мы пойдем по той тропинке и посмотрим, не помята ли рожь.

Тауринь бросился в другую сторону и стал ползком пробираться по канаве, чтоб удалиться от дороги. Добравшись до кустарника, он встал и осмотрелся. Снова по обе стороны от него послышались шаги. Невдалеке двигался темный силуэт.

«Окружают… — сообразил Тауринь. — Напали на след. Неужели конец?»

Он, продолжая прятаться, перебежал небольшой луг, некоторое время полз по картофельным бороздам, а когда поднялся на колени и посмотрел вокруг, страх снова прижал его к земле: слева и за спиной двигались человеческие фигуры; только вправо — в сторону усадьбы Урги — путь оставался свободным.

«Конец…» — подумал он, и ему казалось, что кто-то громким голосом сказал это слово. Он полз дальше, шаг за шагом приближаясь к Ургам. Вот и большой машинный сарай и дом рабочих; Тауринь некоторое время смотрел туда и о чем-то думал, насколько он в состоянии был связно мыслить. Из рассказов Марциса Кикрейзиса он знал, что Айвар жил в прежней своей комнате. Окно выходит в сад… если ставни не закрыты, выдавить стекло пустячное дело…

Последняя надежда… последняя отчаянная попытка ускользнуть от преследователей…