Вилис Лацис - К новому берегу

— Не теряй надежды, — успокаивала его Ильза. — Может, Айвар еще найдется и без помощи Друкиса. Чего в жизни не случается.

— Надежды терять не буду, Ильзит… — ответил Ян. — Но ужасно тяжело жить в таком неведении, невыразимо тяжело. Когда я думаю, что мой мальчик, может быть, живет где-нибудь здесь же, рядом, а я, как слепой, десятки раз прохожу мимо и не узнаю его, то такая мысль просто невыносима. Насколько легче знать, что близкий человек умер, чем жить в таком неведении.

Ян отвез Ильзу домой, поговорил немного с Артуром и Карклинем, затем поехал к себе. Уже светало, когда Лидум достиг города. Он уже не ложился спать, а просидел до начала работы, раздумывая о своей жизни. Утром первый секретарь укома провел заседание, будто у него все было в порядке и никакие заботы не тревожили его.

…Большинство крестьян, получивших в ту осень земельные наделы, успели вспахать и засеять озимые, а кто получил землю позже, тому землеустроительная комиссия старалась выделить хотя бы по гектару от засеянного кулаком поля, иначе при первых же шагах новохозяину — бывшему батраку — пришлось бы снова впрягаться в старое ярмо, прислуживать кулаку. Зимой новохозяева спешили с заготовкой строительного материала, чтобы к будущей осени построить хоть временное жилье и начать самостоятельную жизнь на «своем клочке земли, в своем уголке».

Об этом «своем клочке и своем уголке», которые все еще оставались мечтой огромной массы бывших батраков и безземельных крестьян, Яну Лидуму не раз приходилось слышать всякие скептические вопросы от активистов и членов партии.

— Стоит ли создавать сотню тысяч карликовых хозяйств, которые все равно никогда не будут товарными: это будут чисто потребительские хозяйства, работающие только на самих себя, — заметил как-то Индрик Регут. — Разве это не шаг назад? Не для того ведь устанавливали Советскую власть, чтоб Латвию превратить в «мелкоусадебный рай»; наша цель совсем иная — колхозы! Разве мы жизнь деревни хотим направить по другому руслу и обойтись без колхозов? Что ж это будет за советская республика, если здесь все будет иначе, чем в братских республиках? На каждом шагу особенности да исключения из общего правила.

— Революции не делают распоряжениями или декретами сверху, — ответил Ян Лидум. — Когда в Латвии свергли фашистский режим и установили Советскую власть, эта революция была совершена в несколько дней, но сколько лет понадобилось, пока народные массы, рабочий класс созрели для этого переворота и население нашей страны в своем подавляющем большинстве не захотело больше жить по-старому и безотлагательно пожелало перестроить все до самого основания?

— Так зачем же останавливаться на полпути и не перестроить до основания жизнь деревни? Разве потом легче будет это сделать? — продолжал сомневаться Индрик Регут.

— Это должны сделать сами крестьяне, и когда придет время, они это сделают, — ответил Ян Лидум. — Надо добиться, чтоб они поняли необходимость коллективизации. Как я уже сказал — приказами и декретами этого не сделать. У латышского крестьянина голова еще набита всякими предрассудками, он все время слышал всякие небылицы про колхозную жизнь; по правде говоря, у него даже нет ни малейшего понятия о том, что представляет собой колхоз в действительности. Как же вы можете от него требовать, чтобы он сегодня захотел того, о чем не имеет никакого понятия? А захотеть он должен сам — мы за него желать не можем, вот как обстоит с этим делом. Помочь, разъяснить непонятное и показать правду — это мы должны начать делать с сегодняшнего дня, но приказать, чтобы крестьянин совершил революцию в деревне, не поняв ее смысла и не желая совершать ее, — абсолютно невозможно.

— И поэтому надо делать эксперимент со «своим уголком, своим клочком земли»?

— Если бы мне пришлось стать таким новохозяином с десятью гектарами земли, я, понятно, на это не пошел бы, — ответил Ян Лидум. — Я бы подождал, пока созреют условия для организации колхоза. Но попытайся на минуту влезть в шкуру алчущего земли безземельного и представь себе, как бы он чувствовал себя, если бы не получил земли из рук Советской власти. Он так сильно тосковал по этому «своему уголку, по своему клочку земли», мечтал о нем всю свою горемычную жизнь, надрываясь на чужой земле… и вдруг он остался бы с пустыми руками! Да мы бы тогда оставили его во власти кулака, он был бы недоволен Советской властью, а кулак смеялся бы себе в бороду и был доволен нами: «Молодцы, большевики, меня не тронули, даже батраков мне предоставили». Теперь кулак нас не восхваляет, сейчас он обозлен, ругается, и это хорошо, так как нам его похвал не надо. А труженики полей сейчас благодарят Советскую власть и вместе с нами борются с кулаками. Исполняется закон классовой борьбы, претворяется в жизнь то, чему нас учил Ленин. Ну, а об этом «своем уголке, своем клочке земли» не стоит много печалиться. Это мечта поколений латышского батрака и безземельного; он хочет почувствовать, подержать в своих руках свою землю, обласкать ее, как родное дитя; надо дать ему это сделать, иначе он будет возвращаться к этой не осуществленной до конца мечте. Вот подождите, когда эти мечты исполнятся, он достигнутым не удовлетворится, у него появится новая, еще большая мечта — мечта о колхозе. Долго этого ждать не придется — вспомните мои слова, — или я совсем не знаю трудового латышского крестьянина.

— А ты, видимо, прав, — согласился наконец Индрик.

Предвидение Яна Лидума исполнилось: уже весной 1941 года часть новохозяев начала поговаривать о совместной обработке земли, то тут, то там стали раздаваться голоса об организации колхозов, и если это не осуществилось, то только потому, что стояла горячая пора весеннего сева. А вскоре после этого в мире начались события, которые прервали на время строительство новой жизни в Советской Латвии и разрушили многое из того нового, что латышский рабочий и крестьянин успели создать в своей стране.

Не для всех людей Латвии время шло одинаково. Для советских людей — рабочих, трудовых крестьян, активных строителей новой жизни — первый год свободы пронесся как на крыльях; так много надо было успеть создать и построить, что в неделе не хватало дней. Правда шагала твердой, смелой поступью по своему прямому пути, истребляя одно за другим гнезда вековой несправедливости.

Все братские советские народы, во главе с великим русским, бескорыстно помогали латышскому народу на каждом шагу, и не было ничего удивительного в том, что Советская Латвия так быстро двигалась вперед навстречу могучему, расцвету.

Но очень медленно тянулось время для вчерашних властителей Латвии. Выброшенные со своих фабрик, из больших магазинов и многоэтажных домов, они издали смотрели на победное шествие новой жизни, и злоба сжимала их сердца. Они внимательно следили за международными событиями. Вторжение гитлеровских орд в Норвегию и Францию оживило их надежды — они ждали возможности вернуть потерянное. Агенты Гитлера доставляли инструкции загнанным в подземелье темным силам. Тауринь со Стабулниеком, бывшие айзсарги собирались в укромных местах на совещания, и, пока народ работал, закладывая фундамент новой жизни, горсточка его врагов точила ножи и составляла черные списки.