Вилис Лацис - К новому берегу

В комнатке Айвара Таурини повесили его фотографию в черной, траурной окантовке. Затем после длительного перерыва хозяин усадьбы Урги вдруг вспомнил, что у аптекаря хорошенькая жена, с которой можно приятно провести время в отсутствие мужа. Он запряг лошадь и поехал в аптеку. Пусть погибали другие люди, а он еще был жив и хотел взять от жизни все, что только возможно.

…По тихим перелескам, по лесу и болотным стежкам, мимо одиноких лесных сторожек и вырубок новохозяев, где земля пахла гарью и среди небольших полянок торчали обгорелые пни, Айвар шагал на север, все время только на север. Пройдя километров десять-двенадцать, он садился отдохнуть, сосал корешки каких-то трав, ел росшую поблизости ягоду, затем подымался и шел дальше. Когда стемнело, он решил выйти на большак и всю ночь шагал по дороге, не встретив ни одного человека: крестьяне были слишком напуганы, чтобы выходить из дому в ночное время, а фашистские войсковые части с наступлением темноты прекращали продвижение вперед.

Хорошо зная эти места, Айвар к утру достиг территории, куда еще не ступила нога вражеского солдата. Теперь он мог и днем шагать по большаку. Вместе с ним на север шло много других людей.

На третий день пути Айвар примкнул к какой-то группе молодежи. В каждом населенном пункте он расспрашивал о пурвайцах и о девушке по имени Анна, но никто о них ничего не знал. Много разных дорог вело через Латвию к северу и к северо-востоку — кто мог указать, которую из них избрала Анна и ее товарищи?…

Айвар и его попутчики шли молча, с плотно сжатыми губами, шли по земле, над которой сияло июльское солнце. В одном месте на краю дороги стояло что-то вроде монумента — каменный столб с надписью. Здесь кончалась земля Латвии и начиналась Эстония, и здесь, на границе, Айвара вдруг охватило странное смятение. Его попутчикам, советской молодежи, все было ясно — в их сознании советская Родина не кончалась у пограничного столба Латвии. Айвару же казалось, что он стоит у порога чужой земли и что там, по ту сторону границы, он будет для всех лишним и чужим.

Попутчики Айвара, сделавшие в том месте короткий привал, не знали, какую душевную борьбу пришлось юноше пережить, пока чувства его не подчинились разуму. Он все же взял с собой горсть латвийской земли.

На происходившем зимой IX съезде Коммунистической партии Латвии Яна Лидума избрали в члены Центрального Комитета. Незадолго до начала войны он участвовал в работе пленума ЦК. Здесь Лидум с радостью рассказал, как слаженно действовала уездная партийная организация при осуществлении всех начинаний. Н-ский уезд, как говорится, был на хорошем счету, в ближайшее время никаких особенных кампаний не предстояло, поэтому Ян Лидум решил впервые за всю свою жизнь взять отпуск и провести июль на Черноморском побережье. В Центральном Комитете он получил две путевки в Сочи — одну себе, другую Ильзе: они заранее договорились провести отпуск вместе.

По дороге к себе в уезд Ян завернул к Ильзе, и они условились о дне отъезда — сразу же после Янова дня, который Ян хотел отпраздновать среди старых товарищей-подпольщиков.

— Надо испробовать, не разучился ли я петь песни Лиго… — шутил он. — К тому же около двадцати лет не видел я ни Яновых огней, ни дубовых венков — так можно все позабыть.

Но из этого у Яна и Ильзы ничего не вышло: утро 22 июня перечеркнуло все их планы…

Переход от одного состояния к другому был так резок, что некоторые, более слабые, люди растерялись. И тогда такой человек, как Ян Лидум, своим хладнокровием и спокойствием оказывал благотворное влияние на окружающих, подавлял панику в самом начале и успокаивал разгоряченные головы.

— Паники и растерянности не должно быть! — говорил он секретарям партийных организаций, собравшимся в первый день войны. — Надо быть готовым к величайшим трудностям. Нужно позаботиться, чтобы каждому была ясна его задача и чтобы каждый выполнял ее как следует.

Как и повсюду, Лидум организовал в своем уезде сильные группы истребителей, которые боролись со шпионами и диверсантами, пока активисты готовили к эвакуации учреждения и предприятия. Еще до вступления врага на территорию уезда было отправлено в восточные области страны самое важное: ценности Государственного банка, основное оборудование и материалы предприятий, тракторы МТС, документы учреждений и все средства механического транспорта. Когда больше нельзя было оставаться, уездный актив организованно ушел из города. Он отходил на северо-восток, как вооруженный отряд, в необходимых случаях обеспечивая свою сохранность, вступая в жаркие короткие бои с врагом. Так они почти без потерь достигли ближайшей русской области, сели в поезд и добрались до Поволжья.

Когда стало известно о создании Латышской стрелковой дивизии, Ян Лидум, живший в то время в центре одного приволжского района, собрал всех мужчин латышей, способных держать в руках оружие. Организованно, как единый коллектив, они направились к месту формирования дивизии. Среди них было много таких, которые, подобно Яну Лидуму, еще в первую мировую войну воевали в рядах латышских стрелковых полков.

— Воевать так воевать, — сказал им Лидум. — Провоюем и эту войну и покажем, что наш порох еще сух. Пусть не думает Гитлер, что ему больше повезет, чем Вильгельму Последнему.

Об Ильзе и Артуре Ян ничего не знал — ему не удалось связаться с ними перед уходом. Но он был уверен: они-то будут знать, что им делать. Если по каким-либо причинам они не успеют эвакуироваться, то все равно найдут свое место в великой борьбе, будут знать, как лучше всего служить в это грязное время народу.

«Нет, за них мне не придется краснеть… — думал Ян Лидум, отводя свою группу добровольцев в лагерь дивизии, — Мне самому надо сделать все, чтобы потом не стыдно было смотреть в глаза людям».

Прибыв со своими истребителями в город, Артур Лидум сразу направился в уком партии. Там он два часа беседовал с представителем ГДК Коммунистической партии Латвии и секретарем укома Карклинем. Представитель Центрального Комитета, пожилой человек — по выправке в нем угадывался бывший военный, — сначала расспросил Артура, как он подготовил к эвакуации комсомольцев уезда и как показали себя в боях с диверсантами истребители, затем сел рядом с Артуром и, понизив голос, продолжал беседу.

— Не исключена возможность, что территория нашей республики на время попадет в руки врага, тогда партийному и советскому активу придется эвакуироваться. Это означает, что большинство коммунистов Латвии — и как раз самые опытные, закаленные подпольной работой, — уже не будут находиться здесь, когда враг со своими подручными начнет хозяйничать в нашей стране. Красная Армия разгромит захватчиков, выметет их с Советской земли. Но необходимо, чтобы борьба с гитлеровцами развернулась и по эту сторону фронта — в тылу врага. Само собою это не произойдет. Нам надо взять это дело в свои руки. Товарищ Лидум, согласен ли ты остаться на месте и организовать по поручению партии партизанское движение в этой области? Работа трудная и опасная. Если у тебя есть хоть малейшее сомнение, мы принуждать тебя не будем. По правде говоря, за эту задачу должен взяться он… — председатель ЦК кивнул в сторону первого секретаря, — но здоровье его так плохо, что оставлять его работать в подполье нельзя. Здесь нужны сильные, здоровые люди, способные вынести самые трудные условия — мокнуть в болотах, мерзнуть в зимнюю стужу под открытым небом, переносить голод и жажду. Как ты смотришь на это предложение?