Георгий Шилин - Прокаженные

- Вот тут, — сказал он, — значились у вас язвы в предплечье и на бедрах, пятна на лице и на правой руке, на груди — свежая, открывшаяся язва. Но я не вижу ничего. На плечах — зажившие рубцы, и на груди тоже. — Он задумался.

- Было у вас все это или запись неправильная?

- Наверно, было, доктор, если записано.

- Позвольте, а вы, что же, не помните, забыли?

- Не знаю, доктор.

- Вот тебе раз. Как это так?

- На груди, помню, была язва

- А когда она начала заживать?

- Как будто с год назад. Но мне все кажется, будто грудь еще болит.

- Так вы, батенька, доложу вам, выздоравливаете… У вас совсем хорошо, право. У вас лучше, чем у мужа. Ну, ну, заходите, будем наблюдать.

Оля не поверила заключению доктора. Она, может быть, и замечала улучшение, но не верила в него. Она отнеслась к нему без внимания. Разве от проказы выздоравливают? Словам доктора Туркеева она не придала значения и потому не рассказала ничего Касьяну. Но с этого дня Оля стала серьезней и молчаливей. Время от времени Касьян продолжал мечтать, как они оба выздоровеют и вернутся «туда» и будут жить по-новому, сделаются "людьми".

Один раз, слушая его, Оля спросила:

- Почему ты думаешь, что оба мы выздоровеем? Предположим, не оба, а один кто-нибудь?

Касьян взглянул на нее, и в глазах его дрогнуло недоумение. Сам он как-то не мог додуматься до такой простой вещи. Вопрос жены его озадачил. Он не нашел ответа.

- Что ж ты молчишь?

Он молчал, а Оля вглядывалась в его недоуменные глаза и думала: что, если он выздоровеет, а она по-прежнему останется прокаженной, — уйдет он без нее или нет? И ей захотелось, чтобы не было такого выздоровления, — пусть лучше будет у нее прокаженный муж. Да, она не хочет его выздоровления, ибо чувствовала — жить без него больше не может, она любит его.

- Касьян, если ты станешь здоровым, а я — нет, ты бросишь меня?

- Если я выздоровлю? Вот тебе раз!.. Как это так, чтобы я выздоровел?..

Нет, — я не выздоровлю…

- Значит, ты бросил бы меня?

Он ничего не сказал. Касьян не знал, как бы он тогда поступил.

Оля вздохнула.

- Эх ты, — сказала она тихо, — значит, бросил бы прокаженную жену…

- А ты?

- Не знаю, может быть — ушла, может быть — нет. Разве я могу знать?

Спустя неделю после этого разговора Касьян почувствовал себя плохо. У него открылись затянувшиеся было язвы. Он слег. Оля привела Туркеева. Тот, осмотрев его, ничего не сказал, и потому, что он ничего не скачал, Касьян понял: ему уже никогда не излечиться от болезни.

Проказа съедала его тело, как моль, и тело было похоже на гнилую одежду: едва только зашивалась одна дыра, как рядом возникала другая. Тело расползалось. Он подолгу и молча смотрел на Олю, сидевшую с ним рядом, — замкнутую и молчаливую, и ему становилось жаль самого себя.

- Вот тебе и выздоровел, — криво усмехнулся он, — вот тебе и город и новая жизнь…

От болей он не мог заснуть. По ночам стонал, ворочался на своей койке.

Тогда Оля поднималась, подходила к нему и усаживалась рядом. Она мазала язвы мазью, прикладывала к ним мокрые тряпки и по-прежнему молча смотрела на мужа.

Так проходили недели. Однажды Касьян почувствовал облегчение. Он начал спать, к нему вернулось спокойствие. Боли начали понемногу утихать. Доктор Туркеев сказал: дело идет к улучшению. Действительно, спустя полторы недели Касьян поднялся, и снова у него появилась надежда: ему опять захотелось говорить о городе, о будущем.

Один раз, когда он так мечтал, ободренный начавшимся облегчением, Оля сказала ему:

- Знаешь, у меня, кажется, уже ничего не болит.

Касьян не понял.

- Что не болит?

- Туркеев говорит, что я — почти здоровая. Язвы уже зажили, и пятна ушли.

- Язвы зажили и пятна ушли? Почему ушли? — продолжал он недоумевать.

Наблюдения доктора Туркеева действительно кончились тем, что он констатировал выздоровление Ольги. О чем говорило это выздоровление неизвестно; действительно ли проказа ликвидирована или только притаилась сказать было нельзя. Ясно только, что микроскопическое исследование не нашло палочек Ганзена, язвы зажили окончательно, и Оля выглядела совершенно здоровой.

Первый, кто захлопотал по этому случаю, был Протасов.

Явившись к ней с поздравлениями и своими записями, он осыпал ее множеством вопросов, которые должны были пополнить его наблюдения и подкрепить известные ему «выводы». Протасов остался весьма удовлетворен ее ответами. На прощанье он спросил:

- Значит, скоро выпишетесь? Куда думаете ехать? Оля вскинула на него изумленные глаза и ничего не ответила.

Выписаться… Такая мысль до сего времени ей не приходила в голову. Что ей теперь надо делать? Протасов, сам того не подозревая, поставил мучительный вопрос. Действительно, как же ей быть? Выписаться или оставаться? Нет, конечно, нет. Не то и не это. Что же? Впрочем, зачем она пойдет «туда»? Ведь с ней Касьян… Разве в ее силах бросить его одного, такого несчастного, такого больного?

А он смотрел на нее тихими, радостными глазами и повторял:

- Видишь, Ольга, я говорил тебе, что мы выздоровеем… Обожди, и я подымусь… Мы уедем. А ты все не верила…

В жизни Касьяна и Ольги все продолжало идти по-прежнему, по-старому, но Касьян начал терять покой. Однажды ему показалось, будто Оля должна уйти от него, будто она готовится к уходу, но скрывает свои намерения, а она уйдет от него тайно, ночью, когда он будет спать. Впрочем, он спать не будет, он будет караулить ее… Конечно, он знает: Оля уйдет, ибо надежды на его выздоровление — вздор и больше ничего.

По ночам Касьян внезапно просыпался и тревожно шептал:

- Ольга, Ольга, ты тут?

И, услышав ее дыхание, успокаивался: она еще не ушла, она с ним.

Один раз он проснулся и почувствовал, что Ольги в комнате нет. Было темно. Касьян осторожно поднялся с койки, подошел к кровати жены и ощупал ее. Кровать была пуста.

- Значит, ушла, сбежала!

Он упал на койку, обхватил голову руками и зарыдал.

- Даже не попрощалась… Тайком, как будто я стал бы удерживать…

- Чего ты плачешь? — раздалось около.

Он поднял голову и в дверях заметил Ольгу.

- Ты что ж это?.. — прошептал он, стыдясь своих слез. — Разве ты не ушла?.. Не уехала… А я думал…

- Куда мне уходить?

- Разве ты не собираешься туда?

- Туда?

Она закрыла дверь и, войдя в комнату, опустилась на койку.

- Чего ты мудришь, Касьян? Почему ты не спишь? Кого караулишь?

- Ольга, милая… — сказал он после долгого молчания. — Ты вот что…

Может, тебе жалко оставлять меня одного?.. Может, ты уходить не хочешь потому, что меня одного бросать жалко?.. Так не надо… Ты уходи. Я, может, тоже выздоровлю, может, и я уеду отсюда, а если нет, — ну что ж, значит, так суждено. А тебе зачем губить свою жизнь?

- Разве ты хочешь, чтобы я ушла?